Замечательный ученый и путешественник Карл Бэр поддержал академика Струве. Он с большой похвалой отозвался о капитальном труде Рейнеке, справедливо отмечая его важное значение как для мореплавания в северных водах России, так и для развития географических знаний о природе Крайнего Севера и его производительных силах.
Академик К. М. Бэр писал, что сочинения Рейнеке, «кроме драгоценных гидрографических наблюдений, заключают в себе множество весьма достоверных естественных и статистических подробностей. Состоя с жителями берегов Белого моря и с обитателями и посетителями Лапландии в многоразличных сношениях, Рейнеке имел случай расспрашивать их касательно этих стран и включил в свой рассказ об отдельных экспедициях много добытых этим путем сведений о тамошних промыслах, а в особенности о звериной их ловле и рыболовстве. Оттого сочинение его может служить обильным источником сведений не только о животных, но и о самом быте жителей самых северных наших областей».[297]
Академия наук присудила Рейнеке полную Демидовскую премию. Одновременно с Михаилом Францевичем такой же награды был удостоен замечательный русский хирург Пирогов за работу «Патологическая анатомия азиатской холеры» с атласом. Оба труда были представлены академиком Бэром, и оба получили восторженную оценку со стороны академии: «Если мы удивляемся бесстрашию врача, который во время свирепствующей вокруг него заразы с неукоснительною готовностью спешит к ложу болезни, чтобы подать помощь пораженному ею ближнему, или даже и к одру самой страшной смерти, чтобы хладнокровно воспользоваться ее уроками на благо проживающей братьи, то мы не можем отказать в должной дани удивления также постоянству и мужеству моряка, который много лет сряду в отдаленных хладных морях борется с опасною стихиею, чтобы и со своей стороны принести лепту на алтарь науки. Это чувство, независимо от внутреннего достоинства самого труда, руководило Академиею при присуждении второй полной премии конкурса за 1850 год сочинению „Гидрографическое описание Северного берега России“, составленному капитаном-лейтенантом Рейнеке».[298]
Спустя семь лет по представлению академиков Струве и Ленца Михаил Францевич был избран в члены-корреспонденты Российской Академии наук.[299]
Белое море на всю жизнь осталось для Рейнеке самым любимым и самым дорогим уголком страны. Он часто уносился мечтой к студеным водам и каменным берегам Мурмана, исследованию которых отдал лучшие годы своей жизни, — и когда трудился на Балтике, и когда больной скитался по югу России. Он не уподоблялся тем ученым, которые считают, что их трудами все исчерпано. Михаил Францевич был чрезвычайно скромного мнения о своих заслугах в изучении Севера. Ему казалось, что его экспедиция лишь заполнила несколько белых страниц в огромной, еще далеко не прочитанной книге о Белом море и Мурмане… И Рейнеке всю жизнь стремился увеличить свои познания о них. Особенно его интересовали приливы в Белом море. Он пытался убедить Гидрографический департамент наладить наблюдения над колебаниями уровня Белого моря. Но ему отказали в просьбе. Тогда на помощь пришел Федор Петрович Литке, который интересовался изучением приливов и отливов в северных морях. Они вместе составили записку в морской штаб от Академии наук, в которой отмечали, что «все мореходные народы» обратили внимание на изучение приливов как «важный для науки вообще, так и в особенности для мореплавания предмет. России, которой науки по всем их отраслям так много обязаны, невозможно и на этом поприще отстать от других».[300]
Морской штаб вынужден был уважить просьбу Академии наук и в 1843 году направил на Север несколько штурманов, которые успешно провели наблюдения во многих пунктах Белого моря.
Рейнеке дарил свои карты архангельским поморам, участвовал в открытии мореходных школ в Кеми и Архангельске, по его проекту были построены маяки, но ему все казалось, что очень мало сделано для познания Белого моря. В 1859 году (незадолго до смерти) до него дошли слухи, что один из морских офицеров собирается заняться изучением его любимого студеного края.
Рейнеке обрадовался этому как неожиданному подарку судьбы. Он восторженно благословлял доброе намерение офицера обратиться к беломорской гидрографии. Рейнеке находил, что ее состояние не соответствует современному состоянию науки, и сожалел, что силы его ненадежны, а то бы он повторил свои прежние труды на Белом море. «Итак, поневоле, — писал Михаил Францевич, — приходится просить молодое поколение поправить старые мои грехи, которых я никогда не скрывал, не замазывал замазкою, как у нас в обшивке судов… а сознавал и просил помощи поправить…»[301]
Беломорским исследованиям Рейнеке предстояло многие десятилетия приносить пользу флоту и науке. Большой интерес проявляли к трудам Рейнеке иностранные ученые и моряки. Вскоре «Описание» было переведено на французский язык и частично опубликовано англичанами. В восьмидесятых годах прошлого века исследование Михаила Францевича было выпущено в России вторым изданием. В предисловии к нему отмечалось: «Почтенный труд нашего известного гидрографа Михаила Францевича Рейнеке „Гидрографическое описание Северного берега России“, несмотря на пятьдесят лет, прошедшие после его составления, и в настоящее время представляет лучшее пособие для плавания у этих берегов».[302]
Сведения из «Описания» использовались в первых советских лоциях. Труд Рейнеке, как достоверный источник исторических и географических сведений о русском Севере первой половины XIX века, сохраняет свое большое значение и в наши дни.
В 1835 году Рейнеке потерял одного из своих сподвижников по исследованию Белого моря — Петра Кузьмича Пахтусова, которого он считал образцовым полярным исследователем и чьей нелегкой и блестящей жизнью всегда восхищался… Жизнь Пахтусова была заполнена трудом, он рано познал лишения. Его отец, бедный шкипер, умер вскоре после рождения сына. Воспитанием мальчика занималась мать. Она уехала с ним из Кронштадта в Архангельск. Жили бедно. Не было денег купить школьную тетрадку, и Петя собирал дрова, на которые выменивал у портовых писарей бумагу. Учился он в военно-сиротской школе. Его успехи поражали учителей. Шестнадцати лет Петю отправили в Кронштадт в штурманское училище, по окончании которого он снова вернулся на Север.
Одиннадцать лет Петр Пахтусов трудился над описанием северных берегов Европейской России. Он побывал на полуострове Канин, на Колгуеве, Вайгаче, в Чёшской губе и на реке Печоре. Море заливало его шлюпку, гибла провизия, его преследовал голод, ненастье, стужа. Но Петр Кузьмич был неугомонен. Когда море покрывалось льдом, он брал оленью упряжку и продолжал исследования. Десятки дней он в одиночестве путешествовал по серой унылой тундре и берегам Северного Ледовитого океана. Труды и лишения не были напрасными. Он возвращался с новыми листами карты Севера, и многим мысам, островам, бухтам и заливам предстояло вечно носить названия, которые он им присвоил.
