Другим ключом для моих исследований был бронзовый ритуальный топор, который группа Отара Лордкипанидзе откопала за три недели до нашего прибытия. Это было замечательное изделие — той самой формы, которая сохранилась в неизмененном виде со времен бронзового века до начала нынешнего столетия; на памяти живущих топорами именно такой формы грузинские крестьяне расчищали кустарники под посевы. Ритуальный топор, найденный товарищами Отара, датируется VIII веком до нашей эры. Его украшают фигуры всадников, вооруженных копьем, в коническом шлеме или шапке. Это военный предводитель колхов. Перед нами — самое раннее из известных изображений колхского вождя. Возможно, он правил в долине Фасиса как раз в то время, когда здесь высадились Ясон и его товарищи. Этот конный военачальник — пожалуй, наиболее достоверный из всех, открытых археологами образов, который рисует нам, как могли выглядеть царь Эет и его потомки.
Раскопки, проводившиеся в долине Риони выше и ниже Вани, приоткрыли завесу тайны над тем, что представляло собой колхское общество в позднем бронзовом веке. Колхи были оседлыми земледельцами, они строили огороженные частоколом поселения и хоронили своих царей в окружении сельскохозяйственных орудий. Это была совершенно необычная практика, просто уникальная для ранних культур, и Отар Лордкипанидзе предположил, что ту часть легенды о Ясоне, где герой проходит через суровое испытание, распахивая поле по приказу царя Эета, можно интерпретировать как отражение земледельческого мастерства колхов. Конечно, рассказ о том, как Ясон сеял зубы дракона, вполне мог быть списан Аполлонием Родосским со знаменитой легенды о Кадме — мифическом герое, который столкнулся с похожим испытанием и который одолел выросших из зубов воинов тем же приемом, что и Ясон, — бросив в их гущу валун. Однако тот факт, что Эет безошибочно рассчитывал на участие Ясона в земледельческом состязании, где сам царь, по его словам, не знал себе равных, можно с не меньшим успехом объявить свидетельством важной роли, которую играли в древнем мире колхские вожди как предводители земледельческих общин.
«Но что означает руно? — спросил я Отара. — Почему — при том условии, что Колхида была „златообильной“, а ее цари ассоциировались с богатыми урожаями и развитой агрикультурой, — легенда об аргонавтах подчеркивала священный характер именно золотого руна?» Отар показал мне глиняную фигурку барана. Она была найдена на жертвенной площадке и явно представляла собой объект культа. В ближайшие дни, заверил меня Лордкипанидзе, он покажет мне десятки, если не сотни священных баранов, а я уж сам должен буду сделать вывод, что они символизируют.
На следующий день «Арго» почти закончил свое речное путешествие, и нас пригласили на представление в честь аргонавтов, которое подготовили жители Вани. В парке на берегу Риони были сколочены подмостки. День уже клонился к вечеру, когда солнце пробилось сквозь облака и залило парк мягким золотистым светом. Дождь перестал, но с утра он шел не переставая, и сейчас зелень деревьев и кустарников казалась необыкновенно свежей. Парк заполнили празднично одетые люди, всюду царила атмосфера веселья, словно городок собрался на большое торжество. Очень довольный собою Отар представил мне мою спутницу на этот вечер — «царевну Медею», ослепительно прекрасную грузинскую актрису: гладкая кожа, иссиня-черные волосы, завитые и перетянутые обручем в классической манере, белый греческий хитон, на ногах сандалии, в руках — букет алых роз… Она проказливо и заразительно улыбалась, а вот две ее спутницы, не менее прекрасные в средневековых национальных нарядах, старались сохранять серьезность.
Всех аргонавтов попросили занять первый ряд перед сценой, а жители Вани столпились за нашими спинами. Концерту предшествовала приветственная речь, которую произнес старейшина в национальном костюме. Затем вступил хоровой ансамбль, составленный из местных жителей, их пение было — само совершенство. Виртуозно выступил флейтист; несколько женщин в средневековых одеяниях сыграли нежную мелодию на инструментах, похожих на арфы; в какой-то момент все пространство сцены заполнили сорок или даже пятьдесят мальчиков-танцоров, лет семи-восьми, которые подпрыгивали и притопывали, не задевая друг друга, с большим пылом и в отменном порядке. Потом были еще певцы, еще исполнители, и был очень трогательный номер, когда к солисту, бодрому семидесятипятилетнему старцу, присоединился шестилетний мальчуган и стал вторить, эхом выводя все повороты мелодии, — это был прекрасный символ того, как традиции грузинской культуры сохраняются в веках, подхватываемые новыми поколениями. Под конец выступил танцевальный ансамбль из Тбилиси — единственная профессиональная группа во всем концерте, и без того безупречно слаженном: она показала танец с саблями. С лязгом скрещивались клинки, и в сгущающихся сумерках летели искры. Не возникало и тени сомнения в том, что грузины гордятся своими традициями и тщательно их хранят. Я вновь подумал о том, сколько усилий они приложили, чтобы все это организовать: концерт длился почти три часа, в нем было не менее дюжины «отделений», а «антракты» между текущим и следующим составляли не более двадцати секунд! Представление было поистине роскошным, и мы сидели как зачарованные.
Наутро мы все вместе — новые аргонавты, наши хозяева и группа грузинских гребцов — отправились на экскурсию к источнику колхского золота. Мы ехали по дороге, которая сначала шла долиной Риони, а потом стала забирать к северу, углубляясь в холмистые предгорья. Эта долина вполне могла быть частью Бургундии. Та же атмосфера цветущего изобилия и рачительного использования земли. Те же хлеба, те же бескрайние виноградники, кукурузные поля, сливовые, яблоневые и персиковые сады. Даже пирамидальные тополя — и те очень знакомо выстроились вдоль сельских дорог. Характерные крестьянские дома — низкие строения, чаще деревянные, с крышами из рифленого железа — были воздвигнуты на коротких сваях, которые приподнимали здания над влажной плодородной землей. На каждом шагу были видны приметы прочного сельскохозяйственного процветания, благополучия и буколического достатка. Овощи в изобилии росли в аккуратно возделанных палисадниках. Гуси и цыплята спорили из-за корма с индюшками. Вдоль дорог бродили свиньи, возглавлявшие выводки нетерпеливых пятнистых поросят. Даже собаки выглядели лоснящимися. Обильный влагой дождь с плеском падал на добрую тучную почву, и, когда мы проезжали по мосту над Риони, насыщенная илом река казалась достаточно плодородной, чтобы вести на ней посевные работы.
