постов, почему ты думаешь, что это только твое и о тебе? Вот это – только о тебе, если хочешь: когда жена пришла ко мне несколько дней назад, я, честно следуя нашему договору, смог быть с ней. Смог быть с ней в постели. Но знаешь, что я чувствовал? Я чувствовал не ее, а тебя.
– О. Это должно мне польстить?
– А публика – что публика? Кто что понял? Только ты и я смогли понять то, что на глубине. А как мне было до тебя докричаться, если «все должно было остаться как было»?
– А жена, значит, читала и все увидела. Нет, Саша, ты писал про меня.
– Конечно? А про кого же еще? Кто застрял в моей голове?
– Вот и писал бы мне. А ты вывалил все в публичное пространство.
– Богомила. Я такой, какой есть. Наверное, я не похож на твоих мужчин. Но я люблю тебя. И я готов ждать столько, сколько нужно.
– О, спасибо за напоминание про «моих мужчин», совсем о них забыла. Всё, закончили разговоры о любви. Только один человек мог говорить мне о любви, не используя меня никогда. Я приоткрыла тебе дверь в самое интимное, а ты вломился туда. Всё, хватит. Тема закрыта.
– Послушай, никогда, НИКОГДА я не использовал тебя. Все это в твоей голове. Все эти страхи и страшилки про меня. То, что было с нами в Израиле помогло мне понять себя лучше. Честно говоря, просто заставило увидеть себя. Но тебя я не открыл до конца. Только приоткрыл, как ты написала. И я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Со мной или без меня. Конечно, мне бы хотелось быть с тобой, чего скрывать. Но важнее ты, а не я.
Черт, как сложно так вот говорить о важном, не видя лица, не видя глаз. Кажется, если бы мы видели друг друга, все было бы по-другому.
Давай отложим эти разговоры до встречи? Я верю, мы еще встретимся с тобой. Я очень этого хочу.
– Ты уважаешь меня?
– Зачем ты это спрашиваешь? Конечно.
– Твои действия и поступки относятся к этому слову?
– Да, Богомила.
– Ты уверен, что делаешь благо сейчас, принимая решения и совершая все свои поступки?
– Благо… Я уверен в одном – честно поступать лучше, чем врать.
– Ты уверен, что Бог на твоей стороне?
– Нет. Но я буду делать то, что честно.
– Но ты же поступаешь честно?
– Да.
– Почему же ты не уверен, что Бог на твоей стороне?
– Потому, что я уверен, что я сейчас – между долгом и чувствами. И я выбрал не долг. И мне за это платить. За все приходится платить, помнишь, ты мне сама это говорила?
– Плата еще не назначена, Саша. Ты выбрал чувства вместо долга, и это честно. Но Бог не на твоей стороне.
– Ты же не всегда выбираешь долг?
– Не важно, что выбираю я. Важно, что от твоих решений меняется мир. А ты рассуждаешь о чувствах и долге.
– Я рассуждаю? Богомила, я, как на допросе тут перед тобой отвечаю. Не подменяй понятия.
– Думай, как хочешь. Скучный разговор. Я пошла спать.
– Спокойной ночи, Богомила.
Великий Вторник, Абалаков, Сибирь.
Письмо Александра.
МЕЖДУ СЦИЛЛОЙ И ХАРИБДОЙ.
«Gott mit uns» – отец рассказывал тебе об этих надписях на немецких пряжках. «С нами Бог». Как так получается, что самые ужасные вещи делаются людьми, уверенными, что Бог на их стороне? И ты всегда опасался таких, ни в чем не сомневающихся верующих. Смотрел в историю, сквозь все эти костры и пороховые дымы и думал – как это может быть? Смотрел на все эти процессы «оскорбленных чувств» и чувствовал запах серы.
А потом тебя самого прихватил твой собственный конфликт, он настиг тебя изнутри, откуда не сбежишь и не спрячешься. Когда ты сам оказался между чувствами и долгом, ты услышал, как совесть, твой резонер, её голосом ставит этот вопрос: а Бог сейчас, Он где? На твоей стороне?
Ах, как тебе нравились герои, выбиравшие долг! Это ведь так благородно! Перешагнуть через отцовство в пользу казачьего братства, как это было с Тарасом Бульбой, в силу данного слова, как это было с Иеффаем, в силу неимоверной веры, как это было с Авраамом! Но сегодня, когда долг требует от тебя продолжать жить, как прежде, ты понимаешь, как много он просит. Ты понимаешь, что ты не сможешь так жить.
Потому что это не закалит тебя, а сломает. Потому что чувства, что родились в твоем сердце, уже сделали тебя другим, и жить по-прежнему ты уже не способен.
И ты вспоминаешь уже других. Не тех, кем восхищался, а, скорее, кого тихо презирал. Мужей, вернувшихся в семью. Жен, прощенных мужьями. Они остались, они выбрали долг, но чувства выжгли их изнутри, там остался только пепел, только зола, которая смотрела на тебя из их глаз, когда тебе удавалось застать их врасплох. Кто-то пытался заливать ее вином, кто-то уходил в загулы, кто-то гнобил себя работой, но никогда ты не видел счастливого исхода среди тех, кто сделал этот выбор. О, назови это платой, если хочешь, платой за измену, Богу ведь так нужна эта плата, эти сожжённые души и выпотрошенные сердца! Он спит и видит, как бы содрать с тебя с процентами, а заодно и с тех, кто имел несчастье сохранить тебя рядом с собой!
И ты понимаешь, что единственным исходом при таком выборе долга, единственной реальной платой могла бы быть только твоя жизнь, сгорающая костром, все остальное – не в счет, все остальное – лишь суррогат. Долг – слишком сильное слово, чтобы с ним жить. Чувства – слишком горячи, чтобы, отвергнув их, ты остался цел. Поэтому остается одно – чтобы жить дальше, ты должен поступать честно. Честно перед самим собой, прежде всего. И перед тем, кого ты рискнул полюбить.
Да, это может завести тебя в пустыню одиночества, но это не спалит твою душу. У тебя-нового есть шанс пройти эту пустыню и выжить. А проходя эту пустыню, прошу тебя, не задавайся этим пошлым вопросом: на твоей ли стороне Бог? Попробуй прожить этот период сам. Используй это Его молчание для вопросов к себе самому. Оторвись от Его руки, используй этот Его шанс, шанс молчания.
И здесь, в этой тишине, ты вдруг увидишь – чувства твои не преступны. Они не испугались тишины, одиночества и пустыни. Они сохранились, эти твои чувства, более того, они спасли тебя от костра. От золы в глазах и пустоты в груди.
«Ты не должен бороться за то, чтобы жить так, как тебе хочется. Живи так, как хочешь, и плати за это требуемую цену, какой бы она ни была».
Кто нашептал тебе эти слова? Какая чайка просвистела их, залетев в твою пустыню?
Живи.
Бог не
