Суденышко идет быстро, со скоростью двенадцать-четырнадцать узлов, удаляясь от острова Гавайи, кажущегося отсюда куполообразным. Отчетливо вырисовываются контуры берега. Первые лучи солнца подсвечивают остров и небольшие облачка над ним сзади. Великолепная игра нежных, пастельных красок, расщепленные лучеобразно пучки света.
Команда работает слаженно. Молодые парни возятся со снастями. Атлетического сложения шкипер с высоко расположенного рулевого мостика выискивает, полагаясь на свое рыбацкое чутье, место, где следует сегодня закинуть снасти. Карабкаюсь к нему наверх.
— Видите справа за кормой белую точку? Это памятник Джемсу Куку, там он погиб в стычке с гавайцами.
На одном берегу залива Кеалакекуа мемориальная доска, сообщающая о последнем открытии мореплавателя — великом архипелаге Южных морей, — на другом — белый памятник, символизирующий его кончину. Такова судьба человека.
— Мы ловим японским способом. Спускаем около десяти километров каната, соединенного в секции, а на каждые четыреста ярдов[Ярд — английская мера длины, равная 91,4 см. — Примеч. пер.], или, как мы говорим, на каждую корзину, приходится шесть-семь крючков с приманкой. Они ложатся на разную глубину — от 30 до 70 саженей[Сажень — мера длины, равная 2,134 м. — Примеч. пер.]. Впрочем, увидите сами. Мы скоро будем закидывать сети.
Двигатель работает на медленных оборотах. Шкипер решил, что канат будет спускать сегодня Ларри. Четко, словно машина, он разматывает с помощью Стивенса корзину за корзиной, как автомат, насаживает на отдельные крючки небольших рыбешек. Шнур исчезает за бортом, позади качаются колышки и маячат стеклянные шары. Вся операция длится не более часа. Вглубь ушли сто пятьдесят крючков. Все это направляется к северу.
По указанию шкипера устраивается завтрак, затем наступает несколько часов приятного безделья.
Рыбаки беседуют о делах. Вчера, например, нм не удалось поймать ни одной рыбы. Просто невезение какое-то. Поглядывают на меня. Принесет ли им счастье чужестранец? Я тоже волнуюсь. Так хотелось бы посмотреть, как добывают на этих водах знаменитых пятидесяти-семидесятикилограммовых тунцов. Хуже, чем вчера, быть уже не может. Вряд ли я смогу что-то еще испортить.
Боб покончил со своим завтраком и присоединился к нашей беседе.
— Японцы? Да, здесь, на Гавайях, они крепко осели. Экономически они сильны. Гавайи сегодня — это «малая Япония». Я помню 1941 год. В тот день мы ловили рыбу. Вдруг на горизонте показались военные корабли. Я видел самолеты, слышал, как они бомбили Перл-Харбор. Уже тогда японцы, проживавшие на островах, не скрывали своей радости. Правда, впоследствии ФБР США убрало их в течение нескольких дней. Они проиграли войну, а тем не менее японцев сегодня здесь много. Американцы японского происхождения пользуются теперь огромным влиянием и без пушек и самолетов. Они завоевали острова экономически. Туристов из Японии тоже много, но те по крайней мере оставляют на Гавайях деньги.
Беседа текла вяло. Рыбаки расположились на палубе в живописных позах и вскоре заснули. Легкое покачивание, жаркое солнце и слабый ветер сморили их. Около трех часов мы пообедали.
— Поднимаем! — раздалась команда.
Теперь работа закипела. Мокрый шнур накручивали на барабан своеобразного кабестана[Кабестан (франц.) — лебедка с вертикальным барабаном для передвижения грузов, подтягивания к берегу судов, подъема якорей и т. п. — Примеч. пер.], умелые руки свертывали канат в бухты. Требовались большая сноровка и слаженность. Сразу же скатали в бухты главный канат и семь добавочных с крючками. Нетронутую приманку снова отправили в ведра, надкушенных рыбешек выбросили за борт. Без устали работала команда…
Наконец добыча! Опытный глаз шкипера понимает это по движению стеклянного шара. Первый тунец! Как только рыбу крючком вытянули на борт, тут же ей нанесли сильный удар деревянным молотом, затем отправили в люк со льдом.
Тарахтит кабестан. Ничего. Снова ничего! Но вот запрыгал колышек — значит, добыча. Шкипер определил: акула. Трехметровое чудовище, подтянутое к борту, яростно сражалось за право на жизнь. Все наши усилия ни к чему не привели. Тогда шкипер достал нож, и… кусок каната с крючком исчез в морской пучине. Следующая добыча — тунец. Из тела рыбы вырван большой кусок. На тунца, уже попавшегося на крючок, накинулась акула. Чудовище сжало челюсти и… лишило Боба добрых двадцати килограммов рыбы.
Лов идет успешно. Третий, четвертый тунец — сто, сто двадцать фунтов — безошибочно определял шкипер. Настроение на шхуне у всех было приподнятое. Ларри шутил:
— Поляк все-таки принес счастье.
Еще одна небольшая акула. У борта удалось отрезать ей пасть, так что крючок и кусок каната на этот раз уцелели. Снова акула! На поверхности воды маячила изуродованная голова рыбы-молота. Блеснул нож — новая потеря. Акула оказалась очень сильной; канат едва не лопнул от трения о борт, когда она его рванула.
И наконец нечто новое. Большой, круглый, как лохань, красно-белый солнечник. Эту ни на что не годную рыбу бросили за борт.
Две трети каната уже подняты на борт. Поймано пять тунцов. Боб доволен.
— Хорошо, что вы поплыли с нами, — обратился ко мне громко шкипер.
В воде остались еще семь корзин, и тут оказалось, что одна из них — предел мечтаний для рыбака. На семь крючков попались три тунца, одна малая акула и парусник[Парусник — рыба семейства парусниковых (или марлиновых) отряда окунеобразных. Верхняя челюсть вытянута в виде копья. — Примеч. пер.] с характерным копьем.
Стало уже темнеть. Пошли полным ходом домой. Рыбаки счастливы. На борту, вытащенные со льда, лежали ровненько уложенные одиннадцать тунцов и парусник — всего полтонны, то есть по рыночным ценам около полутора тысяч долларов. Вот это был день! Боб торжественно отрезал у парусника копье.
— По праву принадлежит вам. Вы принесли нам счастье. Может, и завтра поплывете с нами? — смеялся шкипер.
Конечно, я тут ни при чем, и тем не менее мне приятно было слышать его слова. Я очень радовался, что увидел, как ловят рыбу на Гавайях.
— Наверное, продадите эту рыбу отелю для туристов? — спросил я, ожидая утвердительный ответ.
— Ничего подобного, они свежую рыбу не покупают вообще. Продадим тунцов, как обычно, на рынке. Туристам подают что попало. Расхваленное в проспектах блюдо из дельфина махи-махи — на самом деле трехлетней давности макрель из холодильника, от японцев. Не дайте надуть себя.
Наступила ночь. Якорь бросили на прежнем месте, и первая шлюпка снова пробиралась между большими валунами. Бреду по воде. И тут я вдруг вспомнил, что даже не узнал названия суденышка Боба. Утром было еще темно, а теперь и вовсе ничего не видно.
