Юзек:
«Я помню, как лежал в палатке и кто-то меня одевал, натягивал две пары штанов. Позже, когда я был в сидячем положении, меня связали верёвкой и укутали в какую-то пуховую одежду… По выходе из палатки меня ослепило солнце. Обессилев, я рухнул в снег, но мне казалось, что погода установилась и вообще все нормально…
Спуск прошел быстро, запомнилось немногое. Ниже я, наверное, почувствовал себя лучше, так как припоминаю гораздо больше. Снег оказался рыхлым и глубоким, а кроме того, туман и солнце. Я пытался идти, но у меня страшно разболелась нога.
«Когда это кончится? — думал я. — Когда наконец мы доберёмся до палаток?»
Я испытывал неловкость оттого, что не только не взошел на вершину, но теперь еще столько людей вынуждено возиться со мной…
Я снова пытался идти. Но эта нога!.. Каждую минуту я падал…
Но вот и конец. Я сидел на рюкзаке, и никто уже не понуждал меня идти, не заставлял передвигать ноги. Доктор напоил меня чаем из термоса, потом дал кислород. Мне показалось, результата никакого.
Потом я очутился в пещере. В спальном мешке было тепло и хорошо, я принял множество таблеток, выпил горячего чая… Мне и в голову не пришло, что положение серьезное и со мной могло что-то случиться».
Доктор:
«Когда вечером Войтек по радиотелефону сообщил, что в качестве поддержки мы уже не нужны, что же касается Юзека, то нет причин для опасений, мы почувствовали себя лишними; наше участие в штурме завершилось…
Часто случается, что у кого-то неважное самочувствие в день выхода к вершине, поэтому он остается на биваке. И вчерашнее недомогание Юзека у меня не вызвало серьезных опасений, особенно когда мне все это по радиотелефону так излагали.
«Когда мы вернулись с вершины, Юзек чувствовал себя лучше. Завтра сам собирается на верхушку. Вы можете ликвидировать «четверку», — сообщила вечером штурмовая группа.
В семь утра Войтек вышел с нами на связь. Юзек болен! Он в полубессознательном состоянии, сонный, слабо реагирует на внешние раздражители. «Валится с ног», — слышно было по радиотелефону из палатки Петра и Рогаля.
По описанию Войтека я понял, что это горная болезнь. Я тотчас же помчался в другую палатку, схватил аппарат.
«Немедленно спускайтесь ниже! — распорядился я. — Это самое важное».
«Анджей, это не действие высоты, отсутствуют типичные симптомы! Это какая-то другая болезнь, нечто вроде спячки! Он настолько сонный, что валится у нас из рук. Выходите нам навстречу, прихвати какие-нибудь пилюли!» — твердил Войтек.
Я взволновался не на шутку. Все, что он говорил, свидетельствовало о беспечности и безответственности. Я попросил его еще раз описать симптомы начала заболевания и подробно описать нынешнее состояние больного. Вопрос был ясен…
Условились, что вы сразу же спускаетесь, а мы выходим с кислородом, прокладывая траверс горизонтально, а потом вместе вернемся в лагерь IV. Связь через каждые два часа.
Мы захватили с собой аптечку и весь хирургический инструмент, кислородный баллон, пуховые куртки и немного питья. Дорогу прокладывал Петр.
Снег был страшно глубокий, вязкий. Сперва мы вас видели, но потом наполз туман. Петр шел первым, пользуясь ледорубом, как циркулем: описывал им полукруг по снегу, определяя, каков угол падения склона, где лучше идти. Мы беспокоились, так как не могли с вами связаться. Наконец в двенадцать отозвался Войтек: «С Юзеком плохо…»
Я злился, что вы не связывались с нами в условленное время.
«Это немыслимо. Мы в страшно тяжелых условиях и не можем останавливаться, доставать из рюкзака радиотелефон…»
Погода портилась. Видимости никакой, вокруг сплошной туман. Дорогу стал прокладывать Вангчу, но он плохо чувствовал, где следует идти, каков угол падения. Он либо забирался слишком высоко, либо спускался ниже, чем требовалось. Его отправили в хвост колонны.
Мы стали прокладывать траверс дальше, и я пошел ведущим. Вы вновь не отзывались на наши вызовы по радио телефону.
«Что там происходит? Почему это тянется так долго?»
Мы беспокоились и чувствовали страшную усталость.
Было, пожалуй, часа четыре, когда мы подходили к скальному выступу и когда с базы отозвался по радио Сташишин.
«Вы уже приближаетесь к ним. Вас разделяет скальное ребро. В тучах сейчас образуется окно, немедля проверю, где они. Иду за биноклем, через десять минут выйду на связь. Будьте готовы к приему!»
Четверть часа спустя он подтвердил, что видит вас прямо за выступом и что через полчаса мы должны встретиться. Уже надвигались сумерки, и мы засомневались, успеем ли сегодня вернуться в лагерь. Прождали полтора часа, но вас все не было. Так как у нас не было палатки, мы решили, что Рогаль и Вангчу возвратятся в «четверку». Они нужны были там и для того, чтобы проследить за шерпами, которые доставят кислород. Марек отдал Петру свою пуховую куртку, я выдал всем глюкардиамид, и двойка отбыла.
Надвигалась темнота, мороз крепчал. Мы попытались, так и не дождавшись вас, пробиться через заметенные сугроба ми острые камни и глубокий снег к подножию скального выступа. И там мы заметили вашу группу. Прошло еще полчаса, прежде чем вы до нас добрались.
Я сразу же ввел Юзеку кислород, дал антибиотики, учитывая возможность инфекции. Потом фуросемид, мочегонное средство, применяемое в случае отека легких. Констатировал у него тромбофлебит на левой ноге. Следовало срочно уложить его в спальный мешок. Я выдал всем буметан и глюкардиамид. А сам принялся копать пещеры».
Шимек в лагере на перевале:
«Проснулся я рано утром, включил радиотелефон и услышал голос Войтека. Узнал, что Юзек вчера не взошел на вершину, а теперь ему плохо: он теряет сознание, неконтактен. Потом отозвался Рогаль. Взволнованный, он выяснял, в каком лагере находятся оставшиеся кислородные баллоны. Я по радиотелефону мог только слушать, батареи почти полностью сели, но мне ясно было, что необходимо срочно отправляться вверх: кислород у меня, в «двойке».
Я разбудил шерпов. Налегке, только с одними баллонами и небольшим запасом провианта, мы отправились к «рондо» у перевала. Шерпы быстро опорожнили рюкзаки. Они хотели тотчас же спуститься на базу. Они не могли понять, что положение создалось драматическое, что там, наверху, необходим кислород и надо его туда забросить. Я подключил все найденные в палатке батарейки, и, к счастью, радиотелефон заработал. Мне удалось связаться с базой. Я сообщил Большому, что шерпы не хотят идти выше, и он подозвал к аппарату сардара. Этот разговор продолжался долго. Я ничего из него не понял, но можно было почувствовать, что сардар велит им отправляться.
