В 2008 году велосипедное движение в Нью-Йорке выросло на 35 процентов по сравнению с предыдущим, 2007 годом. Сложно сказать, что тут стоит впереди, телега или лошадь: новые дорожки вдохновили людей на велосипедные прогулки или наоборот. Я счастлив уже тем, что, по крайней мере на сегодняшний момент, Департамент транспорта и нью-йоркские велосипедисты достигли взаимопонимания. По мере того как все новые молодые художники и артисты оказываются в Бруклине, они все чаще мелькают на городских мостах верхом на велосипедах. Beлосипедное движение на Манхэттенском мосту в прошлом году (2008) выросло вчетверо, а на Вильямсбургском мосту — втрое. И эти цифры будут расти по мере того, как город совершенствует свою сеть велосипедных дорожек, устанавливает новые козлы для парковки и прочие удобства. В этой области город пытается, до определенной степени, предвосхитить изменения, которые ждут нас в ближайшем будущем: гораздо больше людей станут пользоваться велосипедами, чтобы добраться на работу или просто развлечения ради.
На велосипеде, сидя чуточку выше уровня обзора пешеходов и водителей, получаешь прекрасную возможность своими глазами увидеть, что происходит в твоем собственном городе, увидеть его жизнь. В отличие от множества других городов Америки, здесь, в Нью-Йорке, почти каждому приходится хотя бы раз в день выходить на тротуар и сталкиваться с другими людьми: каждый из нас хотя бы раз появляется на публике. Однажды мне пришлось объезжать Пэрис Хилтон, переходившую улицу на красный свет, — со своей маленькой собачонкой на руках и с выражением на лице, говорившим: «Я Пэрис Хилтон, разве вы меня не узнаете?» С точки обзора велосипедиста видишь все до мельчайших деталей.
Мимо здания театра на городской окраине проезжает человек на велосипеде — приземистой модели с маленькими колесами. Это взрослый мужчина, который с виду кажется совершенно нормальным, вот только спереди к раме его велосипеда прикручен невероятных размеров бумбокс.
Я выезжаю на собственном велике и через несколько минут обгоняю еще одного велосипедиста с бумбоксом. На сей раз это поклонница Джейн Остин и практичной обуви женщина средних лет. Она ведет обычный велосипед, но опять-таки с (меньшего размера) бумбоксом, пристегнутым к багажнику… Жаль, мне не слышно, какая музыка из него доносится.
У входа в лавочку, торгующую пакистанскими блюдами на вынос неподалеку от моего дома, выставлена стойка с выпусками издания под названием «ИнвАзия: Журнал о столкновении культур».
Что порождает специфическое мировосприятие в определенных городах или местностях? Или мне только это кажется? До какой степени городская инфраструктура способна формировать образ жизни, мысли, работы своих жителей? Подозреваю, это воздействие довольно ощутимо. Все эти разговоры о велосипедных дорожках, уродливых зданиях и плотности населения касаются не только перечисленных предметов, но и людей, в которых нас превращают эти города. Едва ли мне просто мерещится, будто люди, переезжающие в Лос-Анджелес из других мест, неизбежно теряют немало своей причастности к этим «другим местам» и в итоге становятся типичными лос-анджелесцами. Меняются ли наши творческие, социальные и гражданские позиции в зависимости от того, где мы живем в настоящий момент? Мне представляется, что да. Как это происходит? Быть может, схожие взгляды на вещи исподволь рассеиваются под влиянием людей, входящих в наш круг общения, в случайных разговорах? Может, их вызывают какие-то свойства воды, освещения, погодных условий? Есть ли в природе такой феномен, как типично детройтское отношение к жизни? А Мемфис? Новый Орлеан? (Вне всякого сомнения.) Остин? (Наверняка.) Нэшвилл? Лондон? Берлин? (За типично берлинское чувство юмора не поручусь…) Дюссельдорф? Вена? (Да, еще бы.) Париж? Осака? Мельбурн? Сальвадор? Баия? (Совершенно точно.)
Недавно я побывал в Гонконге, и тамошний мой друг заметил, что у Китая отсутствует история гражданской вовлеченности. Традиционно в Китае человек приспосабливался жить в гармонии с двумя разными аспектами человечества: с одной стороны, император с армией его бюрократов, а с другой — собственная семья. И даже учитывая, что семья могла быть весьма обширной, в нее не входили соседи или сослуживцы, так что немалая часть мира оставалась за бортом. И черт с ними. До тех пор, пока мною не интересуются император и его слуги, пока в моей семье все нормально, меня устраивает и все остальное. Я поражался тому, с какой скоростью в Гонконге разрушается все, что имеет отношение к общественному благу, к простым удовольствиям гражданского взаимодействия: блошиные рынки, парки, прогулочные аллеи вдоль набережных, велосипедные дорожки (ну конечно!)… Я был потрясен, с какой быстротой все, что было придумано и устроено ради общего блага горожан, уничтожается бульдозерами, переходит в частную собственность, расчищается под очередной многоквартирный дом или офисный центр. Если верить моему другу, гражданское общество в Гонконге попросту еще не сделалось частью общей культуры. Значит, как минимум в данном случае город оказывается точным отражением того, как культура видит самое себя, физическим воплощением этого образа. Город — это трехмерное отображение социального устройства и личного отношения к нему. И, как мне представляется, город, его физический облик, в свою очередь насаждает эту этику и в тех, кто только что приехал. Города укрепляют и множат тот тип мышления, порождением которого являются.
Возможно, у каждого города имеется уникальный склад ума, но мы не имеем нужных слов, чтобы описать его или хотя бы назвать все его оттенки. Мы пока не в состоянии точно определить, что делает население того или иного города уникальным. Сколько нужно прожить человеку в городе, чтобы пропитаться его духом, начать вести себя и думать, как местные уроженцы? И где именно начинается этот «психологический» город? Разве на карте изображен пунктир, внутри которого меняется отношение к жизни всех, кто проводит в нем достаточно долгое время? И справедливо ли обратное? Где то место, в котором нью-йоркцы внезапно становятся лонг-айлендцами? Не появятся ли на шоссе знаки с фотографией Билли Джоэла и предупреждением для автомобилистов: «Внимание, вы въезжаете в зону нью-йоркского образа мыслей»?
Быть может, жизнь в Нью-Йорке насаждает в человеке закаленное испытаниями, деловое, не терпящее дурачества отношение к жизни? Можно ли описать этими словами, что такое «образ мышления типичного нью-йоркца»? Я недавно узнал, что кариоки (жители Рио) имеют подобный подход: «окей, все ясно, переходи прямо к делу». Что делает определенный город таким… определенным? Быть может, наследие в виде слоев исторических событий, временной шкалы случайностей? Не отсюда ли проистекает отношение его жителей к окружающему их миру, постоянно меняющееся, подвижное состояние? Звучат ли отголоски местной политической жизни и местных устоев в том, какими глазами мы смотрим друг на друга? Возможно, это мировоззрение возникает из конкретной смеси социоэкономических и этнических элементов? И насколько вообще важны пропорции ингредиентов урбанистической похлебки — так же, как и в обычном рецепте? Не лежит ли на Лос-Анджелесе толстый невидимый слой взбитых сливок — славы и гламура? А латиноамериканское, азиатское население, которое оказывается в стороне от вечеринок для знаменитостей? Как они вписываются в общий бульон, придают ли уникальность общей социо-психологической смеси? Быть может, это (да еще то, как рассеянный свет растекается по коже) делает определенные виды работы и развлечений более уместными, желанными, подобающими?
