Первая ниточка, которая протянулась из города Улгий, ни к чему не привела. Это там мне говорили о Шестой бригаде, в которой якобы есть шаманы. Пусть эта информация и не подтвердилась, зато наша дорога пролегла через Ценгел — маленький поселок у подножия гор, где царила обстановка фронтира Дикого Запада. В поселке мы увидели, конечно, не трапперов в оленьих шкурах, а седых казахов в отороченных мехом шапках розового атласа и длиннополых кафтанах, гулявших по «Мэйн-стрит» и ведущих в поводу своих пони, навьюченных перед походом в горы мешками с мукой и провизией. Здесь Док снова принялся расспрашивать о знаменитой шаманке, и первый же ответ его обескуражил. Да, была в этой местности шаманка, но очень старая, и давным-давно не то умерла, не то ушла в горы искать уединенного места, чтобы окончить свои дни. В любом случае нам ее не найти.
Однако один факт оказался полезным. Оказалось, что эта шаманка не казашка и не урианхайка — она принадлежала к народу тувинцев. Многие этнографы утверждают, что тувинцы и урианхаи — один и тот же народ, просто в разных местах по-разному называется. Казахи и монголы так не считают. Они полагают двадцатипятитысячный народ урианхаев, живущий в Монголии и употребляющий множество монгольских слов, монголами. Название «тувинцы» для них связано с жителями Тувинской Автономной Социалистической республики, части СССР, говорящих на тувинском языке, который относится к тюркским. Как и в случае с казахами, у меня создалось впечатление, что тувинцы, искусственно изолированные в Монголии, лучше сохранили свои древние обычаи, чем их сородичи в Советском Союзе. В истории Тувы переплелись все три способа жизни, характерных для Средней Азии: выпасание в горах овец и крупного рогатого скота, выращивание проса в долинах верховий Енисея и, на севере, выращивание оленей, на которых ездят, как на лошадях. Но меня больше всего заинтересовал тот факт, что Тувинский край с его сибирской тайгой считается сердцем азиатского шаманизма.
Нас предупредили, что баян-улгийские тувинцы — народ скрытный и чужаков не жалуют. Однако нашелся один тувинец по имени Магза, недавно уволившийся с правительственной службы, который в ответ на наши просьбы предложил нам помощь. К счастью, наш казахский шофер, который, казалось, знал в этом районе каждого, был с ним знаком и предложил отвезти нас с Полом и Доком к стойбищу в Долину Призраков.
Тувинцы заслужили репутацию людей скрытных. Проехав полдолины, мы остановились у тувинского шатра, чтобы спросить, где найти Магзу, отставного чиновника. Приняли нас холодно. Мужчин видно не было, у юрты стояла женщина и что-то полоскала в луженом тазу. Она коротко махнула нам, предлагая зайти в гыр. Еще минут десять она нас не замечала вовсе. Затем вошла и поставила перед нами миску с черствым хлебом и кислое молоко. После этого шагнула за дверь и вернулась к своей работе, перестав обращать на нас внимания. Проявив величайший такт, Док умудрился выспросить у нее направление.
Гыр Магзы стоял на пару миль дальше, на дальнем краю степной части долины, за линией казахских юрт, что вытянулись вдоль узкого ручейка. Внутри жилище казалось полумонгольским, полуказахским. Вышивки с фигурами зверей, висевшие по стенам, были по стилю монгольскими, но на полу лежали вышитые казахские войлоки. На низком столике разложили казахский хлеб и казахский сушеный сыр, похожий на желтую пемзу, а также типично монгольский набор из кускового сахара, бисквитов и топленых сливок. Сам Магза был скорее отстраненно-вежлив, чем приветлив. Свое отношение он объяснил так: ему надоело, что его с семьей вечно просят надеть национальные костюмы и позировать перед объективом. Оказалось, этот малый народ за последний год попал в поле внимания прессы. Недавно в долину приезжали монгольские и японские журналисты и телевизионщики, брали интервью и всячески встревали в их жизнь. Думаю, Магза подозревал, что его народ рассматривают как диковинку, и это его возмущало.
Решив исправить такое дурное начало, я попросил Дока объяснить, что мы приехали в поисках традиций, которые сохранились со времен Чингисхана, что мы в наших поисках уже проскакали Хэнтэй и Хангай вместе с табунщиками. Кажется, это подействовало, и разговор пошел лучше.
Когда Магза рассказывал о тувинцах, мне показалось, что этот народ сохранил больше древних традиций, чем любой другой, живущий в Монголии. Например, когда Магза был ребенком, в его семье почитали священный огонь очага. Огонь был одним из самых важных явлений в жизни и пользовался особым уважением. Мусор в нем сжигать не дозволялось, а если такое случайно происходило, считалось, что проклятие может пасть на весь дом. Магза рассказал о тувинском поверье, что если в очаге сжечь старую луковую шелуху, то хозяин дома вскоре ослепнет. Также считалось очень дурной приметой оставлять у огня нож. Еще семь веков назад Карпини заметил: «Хотя у них нет никакого закона о справедливых деяниях или предостережении от греха, тем не менее все же они имеют некоторые предания о том, что называют грехами, измышленные или ими самими, или их предшественниками. Одно состоит в том, чтобы вонзать нож в огонь, или также каким бы то ни было образом касаться огня ножом, или извлекать ножом мясо из котла, также рубить топором возле огня, ибо они веруют, что таким образом должна быть отнята голова у огня».
Раз в году семья Магзы проводила обряд возобновления и освящения огня в главном очаге гыра. В этот день мазали маслом жаровню, а ножки украшали красными лентами. Затем на угли бросали фимиам, жаровню выносили из гыра, через дым проводили скот, чтобы очистить его и уберечь от болезней, потому что этот огонь имел волшебное свойство изгонять зло. В точности такой же обряд очищения описывал Карпини, его самого подвергли такому же очищению, когда он прибыл ко двору хана Батыя. Когда он подошел к шатру хана, его заставили пройти между двух огней. А когда он спросил, зачем это нужно, стражник ответил: «Идите спокойно, так как мы заставляем вас пройти между двух огней не по какой другой причине, а только ради того, чтобы, если вы умышляете какое-нибудь зло против нашего господина или если случайно приносите яд, огонь унес все зло». Переводчика Карпини заставили положить оружие у порога императорского шатра. Тувинский этикет, по словам Магзы, до сих пор предусматривает подозрительное отношение к посетителям. Считается хорошим тоном спешиться на почтительном расстоянии от гыра, даже если вы прибыли по приглашению, и ждать, пока хозяин не выйдет вас приветствовать. Если у посетителя есть ружье, его нужно оставить на расстоянии от двери, а нож нужно снять с пояса и заткнуть за голенище левого сапога так, чтобы он был хорошо виден. Затем гость входит в гыр с правой стороны, открывает дверь правой рукой и садится справа.
