Я собирался дойти до побережья Турции, а там арендовать какой-нибудь катер, чтобы он взял нас на буксир и довел до Стамбула, где «Арго» ожидала зимняя стоянка. Идти на галере в Грецию не было ни смысла, ни времени: у многих аргонавтов заканчивались предоставленные им на работе отпуска, да и запас сил у большинства оставлял желать лучшего. Когда я рассказал о своих намерениях Юрию Сенкевичу, тот согласился со мной.
— Но подождите немного, ладно? — попросил он. — Я свяжусь с руководством торгового флота и узнаю, могут ли они чем-либо помочь. Министр — человек толковый, он наверняка что-нибудь придумает.
Через два дня из Москвы пришла телеграмма. Наш старый знакомый барк «Товарищ» шел на учения в Средиземное море. Министерство распорядилось, чтобы он зашел в Батуми и взял на буксир «Арго». Члены моего экипажа не верили своим ушам — трехмачтовый барк в качестве буксира! Это был весьма щедрый жест, ни на что подобное мы не надеялись.
«Товарищ» провел нас от Батуми до Босфора, причем все прошло настолько гладко, что вахты на борту галеры превратились в рутину; «Арго» подпрыгивал на волнах, влекомый на привязи, точно собачка на поводке. Наконец впереди возникли очертания горловины Босфора. «Товарищ» не собирался останавливаться, а мы заранее перенесли на галеру свои вещи и ждали лишь сигнала, чтобы отдать буксир. Я поблагодарил капитана барка Олега Ванденко, и резиновая лодка доставила меня на «Арго». Берега пролива придвинулись ближе, и «Товарищ» сбросил скорость, чтобы буксир провис и мы могли выбрать канат. Потом он удалился вниз по Босфору, а мы махали ему вслед, после чего направились к европейскому берегу.
Бедняге «Арго» крепко досталось за три месяца экспедиции. Оба рулевых весла сломались повторно — одно во время борьбы с отмелями Риони, второе на обратном пути через Черное море. Та же участь постигла и несколько гребных весел, уключины тоже были повреждены, а парусина заплесневела настолько, что мы отваживались ставить парус лишь при легком бризе. Подобно своей команде, галера изрядно утомилась и пообтрепалась. Подбитой уткой мы пересекли фарватер и приблизились к берегу. Следовало оформить необходимые документы, а также подыскать бухточку, в которой можно было оставить «Арго».
Лишь один человек знал, что мы возвращаемся: я послал телеграмму своему давнему турецкому приятелю. Потому, когда прозвучал гудок, я сразу понял — это он, Иргун. Мгновение спустя он уже помогал обвязать причальный конец вокруг кнехта на пристани.
— Все в порядке, — сказал он. — У меня друг работает на таможне, он подготовит все бумаги.
А я, восхищенный радушием грузин, уже начал забывать, как нас принимали в Турции!
Аргонавты четыре дня провели в Стамбуле, завершая экспедицию: разгрузили галеру, упаковали сувениры, приготовили «Арго» к зимовке. Я отнюдь не собирался бросать корабль на произвол судьбы, ведь его плавания еще не закончились! Пройдя по пути Ясона и аргонавтов, следующей весной я намеревался повторить маршрут Одиссея, возвращавшегося из-под Трои, — следуя, разумеется, гомеровской «Одиссее».
Далан Бедреттин, мэр Стамбула, заявил, что «Арго» будет считаться почетным гостем города. Он распорядился, чтобы галеру вытащили на берег и поставили на зимовку в лодочном парке напротив Бебека, там, где мы столь отчаянно сражались с коварными течениями Босфора. Там я и попрощался с «Арго», нос которого едва выглядывал из-под брезента. Аргонавты один за другим уезжали и улетали домой. Впрочем, по домам торопились не все. Питер Моран и Джон Иган решили провести несколько недель в Греции и лишь потом вернуться в Ирландию. Марк Ричардс и Тим Редмен уволокли огромный деревянный сундук с сувенирами: они ехали поездом через Болгарию, а в Англии Тима ожидала свадьба. Два наши врача, Ник и Адам, предвкушали возвращение к медицине. Джонатан Клоук и Питер Уоррен пока не определились с планами. Кормак рассчитывал половить рыбу у берегов Ирландии. Расставаться было чертовски жаль, но Питер Уоррен на прощание пообещал устроить нам встречу на Новый год.
Пришел и мой черед уезжать. Я сказал своим турецким друзьям, что обязательно прилечу зимой — проведать «Арго». Возможно, Каан согласится отправиться со мной по следам Улисса? Конечно, уверили меня; более того, Хусну, один из турецких гребцов-волонтеров, уже интересовался, когда я расконсервирую «Арго». Он и некоторые другие хотели бы пойти с нами в следующее плавание.
На будущий год, мысленно поклялся я самому себе, я постараюсь привести «Арго» на Спецу, к Вассилису. Что ж, вещи собраны, пора в путь. Турецкие друзья пришли проводить меня всем семейством. Мне вспомнилось расставание с Вани и слезы в глазах грузинских добровольцев. Быть может, в следующем году они смогут присоединиться к нам — я-то наверняка их приглашу.
Я уселся на заднее сиденье автомобиля, который должен был отвезти меня в аэропорт. Едва машина тронулась, раздался громкий плеск. Я подскочил на сиденье и резко обернулся. У крыльца стояла женщина, работавшая у моих друзей. Она только что выплеснула вслед автомобилю целое ведро воды. Это старинный турецкий обычай; так поступают, чтобы гость непременно вернулся. И я знал, что приложу к тому все силы.
В «Одиссее» Гомер упоминает о «славном повсюду Арго», который ускользнул от Блуждающих скал, «от царя возвращаясь Эета». А в «Илиаде» он называет Эвнея, сына Ясона и царицы Гипсипилы с Лемноса. Поскольку Гомер — наш древнейший источник по греческой мифологии, мы должны признать, что легенда об аргонавтах восходит к его эпохе и далее (насколько далее, предположить невозможно); вполне очевидно, что слушателям Гомера была известна по крайней мере история о «женском бунте» на Лемносе, равно как и о походе в страну царя Эета и о существовании самого «Арго».
Младший современник Гомера, беотийский поэт Гесиод, живший в конце VIII столетия до нашей эры, был вполне осведомлен об аргонавтах: он вспоминал приход Ясона к царю Эету, встречу героя с царевной Медеей и возвращение в Иолк «с быстроглазой девой», которую Ясон «сделал цветущей своею супругой». В корпусе текстов, некогда приписывавшихся Гесиоду, а ныне относимых к другим авторам, также упоминается Фрике, имеются отсылки к юности Ясона и к битве аргонавтов с гарпиями и спасению Финея.
В следующем столетии элегический поэт Мимнерм назвал золотое руно целью похода Ясона, а поэт из Коринфа Эвмел утверждал, что Ясон после возвращения из Колхиды приплыл в Коринф, а не в Иолк. В более поздних античных текстах содержится еще больше сведений о походе аргонавтов, причем зачастую они противоречат друг другу. Симонид (VI век до н. э.) говорит о прохождении Сталкивающихся скал, но считает, что руно было не золотым, а пурпурным. Век спустя отмечен всплеск интереса к легенде — история Ясона становится излюбленной темой поэтов и драматургов. Эсхил написал не менее шести пьес об аргонавтах; до наших дней, увы, сохранились лишь названия — «Финей», «Женщины с Лемноса», «Гипсипила» и «Кабирии». Софоклу принадлежат пьесы «Афамант» (отец Фрикса), «Фрике», «Колхидяне», «Финей», пьеса о сражении с Амиком и три пьесы о событиях во время обратного пути аргонавтов. Не менее восьми трагических поэтов обращались к этой легенде, но сохранилась — и оказала существенное влияние на современное восприятие — лишь еврипидовская «Медея». Для ранних историков и географов было невозможно, рассуждая о Черном море, не вспомнить «Арго»; кроме того, их сочинения пестрят названиями местностей и племен, увиденных аргонавтами. Самый знаменитый из древних историков, Геродот, выдвигает любопытное утверждение, что у берегов Пелопоннеса «Арго» был подхвачен штормом и отнесен к берегам Ливии.
