Гарун Тазиев - Запах серы

Увы, устойчивая плохая погода не позволила осуществить намеченное исследование. Пришлось нам вернуться наверх ни с чем и, насквозь продрогнув, двигаться вниз. На обратном пути нас ожидало еще одно приключение: спускаясь в полной темноте по раскисшим от дождя тропинкам, мы заслышали могучий рев слона и обратились в бегство. Кое-кто из нас слонов не боялся, других они пугали. Я относился к первым, но меня, как и всех остальных, мгновенно обуяла паника.

Рев уже сам по себе может повергнуть в ужас. В густой темноте тропического леса этот трубный глас, раздавшийся, казалось, прямо над головой, заставил нас припустить со всех ног. Очень скоро, правда, мы остановились: кто-то запутался ногой в лиане, другой зацепился за упавший ствол, третий стукнулся коленом или головой о дерево. Только распластавшись на мокром перегное, задыхаясь от бешеного бега, я понял, что спасаемся мы от страха, а не от слонов… Обидно. То, что и другие поступили так же, не могло служить утешением.

Нам пришлось еще здорово поволноваться за судьбу двух товарищей, найденных только утром. Они не были растоптаны толстокожими, но это случается так часто, что наши волнения не должны вызывать улыбку. Кроме того, мы несколько лишних часов бродили по чаще: с тропы нам пришлось сойти, поскольку посреди нее стоял обративший нас в бегство слон. Я попробовал было приблизиться, но это вызвало новый рев, придавший мне крылья…

Шли годы. Оба мы — и я, и управляющий национальными парками — продолжали упорствовать. Я походил на жука, безуспешно пытающегося выбраться из банки; моему же противнику достаточно было не снимать свое вето, чтобы Ньирагонго оставался для меня закрыт. Я расстался с мечтой о создании обсерватории на этом вулкане. Не только потому, что в то время это было невозможно, но и потому, что намерения мои изменились.

За годы, прошедшие с момента открытия фантастического феномена, я узнал немало вещей, и среди них ни с чем не сравнимое наслаждение, приносимое самостоятельностью. Развеялась и юношеская идея укрыться в лаборатории на высоте 3500 метров над тропическим лесом. Стало ясно, сколь бесплодно для ученого пребывание в далеком краю, без связи с крупными научными школами, без дискуссий с коллегами, без встреч со светилами, словом, без всего того, что дают жизнь в больших университетских городах и участие в семинарах и конгрессах. Между тем работа в лаборатории неизбежно сводится к научному поиску в довольно узкой области. Осваивая мало-помалу новую профессию, я начинал понимать, насколько сложен вулканический феномен и что поэтому нельзя замыкаться в общении с каким-то единственным вулканом, пусть даже необыкновенным. Сегодня, четверть века спустя, я убежден, что одна из причин заметного отставания вулканологии заключается именно в том, что большинство вулканологов изучают какой-то один вулкан. Другая причина — и немаловажная — это, конечно же, недостаточность выделяемых средств.

В 1958 году, то есть через 10 лет после обнаружения лавового озера, я смог наконец организовать научную экспедицию. Нам надо было взять образцы жидкой лавы и выходящих из нее газов, а также собрать информацию о происходящих в кратере процессах.

За разрешение на эту попытку пришлось долго бороться. Не будь я так боевит и упорен перед лицом самовластья, я бы отказался от своих намерений задолго до истечения этого десятилетия. Пусть лавовое озеро и является идеальным местом для изучения извержений, на свете помимо Ньирагонго достаточно других действующих вулканов, чтобы заполнить жизнь вулканолога… Но я полюбил бокс и альпинизм, бег и регби, вулканы и шахматы как раз потому, что шах и мат мне не по нутру! Поэтому я предпринял неимоверные усилия и двинул в наступление все фигуры политико-научной шахматной доски, включая самые главные, чтобы добиться в итоге «мата», открывшего мне доступ к Ньирагонго. Иначе говоря, мне удалось заручиться решающей поддержкой короля Бельгии Леопольда III, любителя природы и наук.

Я тотчас же принялся за организацию экспедиции. Это делают по-разному, и мой метод можно упрекнуть в эмпиричности и некоторой небрежности. Правда, сопутствовавшая мне до тех пор удача укрепила меня в моем выборе.

На мой взгляд, в основном надо заботиться о безопасности участников. Независимо от цели и важности экспедиции все должны вернуться целыми и невредимыми. Следующей стоит необходимость собрать максимум научной информации. Такая двойственность требует подбора участников по следующим критериям: надежность, знания, общительность. Затем каждому члену экспедиции поручаются различные участки (организационные вопросы, транспорт, материальное обеспечение, аппаратура); работа их координируется, дабы избежать неприятных сюрпризов до начала или в ходе экспедиции. Такая прагматическая схема выработалась у меня за долгие годы.

Но в 1958 году мне еще не хватало опыта, а главное, я впервые готовил столь крупную экспедицию — дюжина ученых плюс технический персонал. К тому же Ньирагонго — Это не Этна, не Стромболи, «устроившиеся» в самом центре средиземноморской цивилизации. Ньирагонго находился в африканской глубинке, а этим все сказано. От его кратера нужно сутки шагать по лесу и саванне до ближайшего населенного пункта Гомы, где можно рассчитывать при необходимости на медицинскую, техническую или просто человеческую помощь.

Мне повезло, так как с начала и до конца этого путешествия я пользовался помощью профессора Ивана де Манье. Я полностью положился на него во всем, что касалось подбора участников, составления научной программы и контактов с властями. Кстати, я просил его официально возглавить группу. Даже имея наконец разрешение на посещение Ньирагонго, я предпочитал держаться в стороне, дабы не дразнить всуе, своим видом местные власти. Они вынуждены были отступить, хотя административное всесилие в национальном парке от этого не уменьшилось. С другой стороны, меня эта ситуация избавляла от формальных обязанностей, протокольных визитов и всех других забот, за исключением той, что для меня стояла на первом месте, — безопасность.

Теперь, когда решение об экспедиции было принято, бывшая безмятежная уверенность в осуществимости проекта мало-помалу начала уступать место подспудному беспокойству. До тех пор я представлял себе эту экспедицию как «связку» — компактную группу людей, закаленных в подобного рода испытаниях. Я не сомневался, что в такой компании совершенно неопасно спускаться к лавовому озеру. Но собранная нами группа насчитывала двадцать человек, из которых лишь двое были опытными альпинистами. Независимо от их достоинств все остальные рисковали стать жертвой несчастного случая как из-за излишней осторожности, так и из-за бездумной храбрости.