В 1969 г. Ольга с Виктором попали на девятимесячную стажировку в Россию.
— Когда я пришла записываться на курсы русского языка для иностранцев в МГУ, а там тогда все было бесплатно, меня спросили: «С чего вы хотите начать?» «С азбуки», — ответила я. «Ну, что вы!» — удивились они. «Да я же неграмотная», — стала я их уверять. «Но вы хорошо говорите!» — они мне так и не поверили и записали в продвинутую группу — с голландцами, которые знали язык значительно лучше меня: умели и читать, и писать. Там я сразу попала в «двоечники». Но с мужем и его родителями я всегда говорила по-русски. Когда у нас появились дети, мы и с ними общались на русском.
— И после того, как они пошли в школу?
— Наташу и Андрейку мы каждую неделю возили на занятия русским языком к моей подруге Таисии Шероглазовой, а в 1986 г. взяли их с собой в Москву на Международный геологический конгресс. Оттуда мы поехали на Алтай посмотреть на камни. Там Наташа купалась в озере, простудилась, попала в деревенскую больницу. Я думала, что там-то она вволю пообщается со сверстниками. Но ее, как иностранку, положили в отдельную палату.
— К вам в России, наверное, везде относились, как к иностранцам?
— Это было неприятнее всего. Мы старались, как могли, этого избежать, но не всегда получалось. Помню, однажды мы должны были лететь в Крым на встречу с научным руководителем Виктора. У нас были билеты на самолет, и мы думали, что этого достаточно. Но, оказалось, нет. Билетов почему-то продавали больше, чем было свободных мест. Нам сказали: «Полетите на следующем рейсе, через полчаса». Ничего, думаю, подождем. Я говорю Виктору: «Если ты хочешь вести себя, как русский, мы должны наравне со всеми толкаться локтями», а он к этому был совершенно не готов. Когда началась регистрация на следующий рейс, я стала сама пробиваться к стойке. А Виктор стоял и галантно пропускал всех вперед. Так мы и на этот рейс не попали.
— И что же сделали?
— Следующий рейс был через два часа. Если бы мы не улетели на нем, то можно было и вообще не лететь. Русский геолог, на встречу с которым мы спешили, нас бы не дождался. Пришлось сказать, что мы иностранцы. «А что же вы раньше молчали?» — удивились работники аэропорта. Нас сразу же отвели в отдельную комнату, а когда началась посадка, — первыми в самолет. Мы тогда были молодые, и нам было неудобно, что старушки должны стоять в общей очереди, а нас проводят как каких-нибудь интуристов.
— А с местными русскими вы общаетесь?
— У русских эмигрантов есть привычка, которая мне очень не нравится. Они любят критиковать народ, среди которого живут: и культуры-то у них нет, и книг они не читают, и по театрам не ходят, и т. д. и т. п. Вот и австралийцев они поносят на чем свет стоит, а сами пытаются сесть на шею австралийскому государству. Поэтому, если меня спрашивают о моей национальности, я не копаюсь в своем прошлом и без колебаний говорю: австралийка. Здесь родились наши дети, здесь они выросли.
— Они считают себя стопроцентными австралийцами?
— Конечно, кто-то и здесь, как в Южной Африке, может нас упрекнуть в том, что все мы тут «захватчики» — забрали у аборигенов землю и живем на ней припеваючи. Двадцать лет я преподавала этнографию в университете и благодаря своим близким контактам с аборигенами смогла глубоко заглянуть в их духовную жизнь, смогла почувствовать их неразрывную связь с землей. Когда к нам в гости заходят русские, они видят наш дом, как австралийский: бумеранги, картины австралийских художников; а австралийцы считают его русским — они обращают внимание на иконы, русские сувениры, книги и фотографии. Я, конечно, понимаю, что всем австралийцам невозможно вникнуть в мировоззрение аборигенов, наверное, это и не нужно. Но я уверена, что для всех нас, особенно для недавних эмигрантов, важно постараться понять и принять эту землю и ее народ.
Русские в Австралии предпочитают селиться поближе друг к другу. В здании Российского общественного центра ежегодно устраивается три-четыре бала, не менее трех концертов, проводятся выставки художников, приемы, благотворительные базары. Мы попали там на «Живую газету», посвященную памяти Леонида Соболева и Клавдии Шульженко. Собравшиеся смогли узнать о жизни и творчестве знаменитых артистов, послушать записи их выступлений. В конце вечера меня попросили рассказать о нашем путешествии. В своем выступлении я, возможно, несколько сгустил краски. Аудитория раскололась на два лагеря. Одни стали наперебой приглашать нас к себе в гости и даже начали собирать по карманам деньги на «спонсорскую помощь», другие, наоборот, страшно возмущались: «Нет денег — сиди дома!»
Пустыня Налларбор
Большая часть австралийской территории остается диким и опасным для жизни местом. Почти 90 % населения ютится на узкой полосе юго-восточного побережья — на «Побережье бумеранга». На запад и север Австралии попадают только любители приключений. Австралийцы, советовавшие съездить в Западную Австралию («Без этого у вас останется неполное представление о нашей стране!»), сами там никогда не были.
Аделаида находится на краю цивилизованной Австралии. К северу и западу от города тянутся миллионы квадратных километров пустыни. К югу — пустынный океан, ни одного острова вплоть до Антарктики. Путь из Южной Австралии в Западную Австралию открыли Питер Варбуртон и Александр Форрест. Практически по их маршруту и проходит сейчас хайвэй Эйре, связывающий Аделаиду с Пертом.
Выезжая в кругосветку, я планировал всего лишь проехать вокруг света. Но, начиная с Таиланда, где мы застряли на три месяца, как-то незаметно для себя, я плавно перешел к идее проехать не вокруг света, а по всему свету. Вот и в Австралии, отработав четыре с половиной месяца, мы продлили визы еще на полгода и отправились в путешествие вокруг страны, попутно продолжая поиски работы. Но главным все же было путешествие.
Из Аделаиды мы выбрались так же, как и приехали, — на пригородной электричке. В Тали свернули на сельскую дорогу, ведущую в сторону Кларе. Перед закатом солнца попали в машину к фермеру Фрэнку.
— У меня 1700 гектаров земли. Часть ее я засеиваю пшеницей. Она у нас, несмотря на засушливый климат, дает хороший урожай. Итальянцы нашу пшеницу закупают для изготовления спагетти. На оставшейся земле я держу 5000 голов овец-мериносов.
Именно в сарае с овцами Фрэнк и предложил нам… переночевать. К себе домой он почему-то приглашать не стал. Оно и к лучшему. Австралийских домов я уже насмотрелся, а возможность поспать на кучах свежей шерсти мне представилась впервые в жизни.
На следующее утро мы ехали с Мэри Стрейп, которая двадцать лет прожила в Западном Берлине и совсем недавно вернулась в Австралию. Она с увлечением рассказывала нам о своей жизни в Европе и о причинах, вынудивших ее вернуться. И тут из кустов на дорогу перед нами выскочил полицейский. Он стал махать палочкой, приказывая остановиться.
