Было так здорово два дня практически ничего не делать. Езда от границы вытянула из меня все силы, а из-за усталости и настроение упало хуже некуда. Из-за чего, в свою очередь, страдал и старина Чарли. Я понимал, что стал чересчур раздражительным. Лежа в постели, я буквально ощущал себя физически больным от усталости, накопившейся после двухнедельной езды в тяжелейших условиях. Я словно отравился — так скверно себя чувствовал. Все-таки невероятно, что нам удалось добраться досюда. Порой казалось, что мы продолжаем двигаться только благодаря кендальскому мятному печенью. Не зря же им питались Шеклтон и Эдмунд Хиллари[10], и нам тоже оно сослужило добрую службу.
До отъезда из Лондона меня несколько беспокоило, что я буду совершенно не в курсе происходящего в мире, но в тот день, слушая, как за юртой завывает ветер, я понял, что в этом-то и заключается одна из прелестей путешествия. Мы проехали треть пути вокруг света на мотоциклах. Менялись лица людей, менялись их жилища, их образ жизни и верования тоже были различными.
Однако, пребывай мы в курсе последних событий, не будь столь оторваны от новостей, мы, несомненно, проехали бы через все эти страны, так и не узнав, что в корне мы все одинаковы: все мы любим своих детей, нам всем нужно где-то спать и что-то есть. Нам всем необходимо одно и то же. Мир не такой уж и большой. Я лежал в юрте и размышлял, что если бы деятели вроде президента Буша — которые и Монголию-то с трудом найдут на карте — какое-то время потратили на то, чтобы выяснить, что же происходит за пределами их собственных стран, то они бы узнали, как много общего у людей всех национальностей и вероисповеданий, и не стали бы так зацикливаться на различиях — и тогда, быть может, наш мир стал бы счастливей и стабильней.
Хотя выходной и был настоящим блаженством, я очень тосковал по дому, или, точнее, по семье. Я поговорил с женой и детьми, и Ив рассказала, что наша младшенькая впервые за долгие недели грустила, что папы нет дома. Предыдущим вечером я разговаривал с крошкой Эстер, но она на меня разобиделась и теперь все никак не отпускала. Ив отняла у нее телефон, и из-за этого расплакалась Клара. Для меня, сидевшего в этой юрте, за тысячи километров от них, это было слишком. Я почувствовал себя несчастным и отправился искать Клаудио и Чарли.
У меня отлегло от сердца, когда я рассказал друзьям об этом, в одиночестве я бы не справился.
На следующее утро я проснулся и увидел, как маленькая монголка растапливает. Посмотрев на маленькое отверстие вверху юрты, которое служит дымоходом, я увидел падающие снежинки. Ну вот, этого еще не хватало! Я выпрыгнул из постели и выглянул наружу. Горы покрылись снегом, а ведь в наши планы входило перебраться через несколько перевалов. «Боже, какие еще испытания предстоят нам? — подумал я. Дождь и болота уже были. Теперь вот снег».
Было очень холодно, так что перед выездом мы надели термобелье. Было так здорово подниматься на холм за поселением, ехать мимо потухшего вулкана, и дорога была сказочной. Холод пробирал до костей, однако за утро мы проехали более пятидесяти километров уж очень хотелось побыстрее покинуть нагорье и спуститься в долину, где было теплее. Поскольку дороги стали немного получше, появилась возможность смотреть по сторонам, и у нас у всех просто дух захватывало, когда мы проезжали по перевалам меж громадных гор и через потрясающие ущелья. Мы остановились пообедать в Цецерлеге, в маленьком кафе, принадлежавшем двум англичанам. Мягко выражаясь, было довольно странно обнаружить посреди монгольской степи типично английское кафе — с английской музыкой, гамбургерами, круглосуточными завтраками и даже воскресным жарким. На выезде из города мы увидели огромный камень, лежавший на асфальте. Я увидел, что Чарли объехал его. Затем раздался грохот. На камень натолкнулся Клаудио.
— А все он виноват, — сказал Клаудио, указывая на Чарли.
— Это каким же, интересно, образом? — изумился я.
— Потому что надо было объехать камень, а он лишь проскользнул мимо него, вот я и не заметил.
— Клаудио, да он размером с луну, — возразил Чарли.
— Да, но ты проехал так близко от камня, что я его не увидел. И сдается мне, что ты сделал это нарочно. Знаю-знаю, чего ты добиваешься? Это первый нормальный асфальт в Монголии, и я радовался, что все прекрасно. Я смотрел по сторонам, любуясь пейзажем и сельской местностью.
— Ну и кто же тогда виноват, что ты засмотрелся? — вновь спросил я.
— Чарли, — ответил Клаудио без малейшей иронии. — Ведь он ехал передо мной, и я не увидел камень из-за него.
Чарли покатился со смеху:
— Как только я проехал мимо камня, я посмотрел в зеркало, потому что знал, что Клаудио врежется в него.
— Ага! Сам признался! — обрадовался Клаудио. — До этих пор я всегда доверял тебе. Всегда без колебаний следовал за тобой, а сегодня ты специально проехал рядом с этим камнем, чтобы я наверняка наткнулся на него.
— И небось ты точно так же задел своим кофром скалу на горе? — не выдержал я. — Тоже ехал прямо за Чарли?
— Нет, он уехал вперед, оставив меня позади, и мне было его не догнать.
Мы с Чарли разразились смехом.
— Ты видел Клаудио перед самым обедом? — обратился я к Чарли. — Ну, когда еще он опять ехал вплотную за тобой, а ты остановился? Ему пришлось уронить свой мотоцикл, чтобы он остановился. А потом он поднялся и посмотрел на тебя с укоризной, мол, «это ты виноват».
— Но… я ведь тогда ехал так медленно, — сказал Клаудио с негодованием. — Я ехал прямо на забор. Что же мне еще было делать?
Что верно, то верно. Красный Дьявол был тот еще фрукт, и Клаудио приходилось проявлять чудеса выдержки, чтобы ладить с ним. Сам удивляюсь, как ему это удавалось. Но теперь сломался задний тормоз — единственный тормоз, работавший на этом мотоцикле, — и погнулась выхлопная труба. К счастью, она была сделана из такого мягкого металла, что нам не составило особого труда ее выпрямить. Мы поехали дальше. Сначала регулярно ломался мотоцикл Клаудио, а потом я упал.
Я стал слишком самоуверенным и не особенно осторожничал, перепрыгивая через ямы и перелетая колдобины. Мы с Чарли ехали по двум сходящимся в отдалении колеям, и, стараясь обогнать его, я угодил во впадину.
И хоть я видел, что с другой стороны выбраться не смогу, все-таки самонадеянно подумал, что стоит попробовать. А в итоге навернулся. В начале путешествия моя гордость, несомненно, была бы уязвлена, но поскольку теперь уже падения стали делом привычным, на этот раз я лишь рассмеялся. Я не ушибся. Практически не пострадал и мотоцикл. Он, бедный, уже столько всего вытерпел, а последние две недели я вдобавок кормил его исключительно низкокачественным семьдесят шестым бензином, и все равно мой BMW жал что надо — чудо, а не машина. При падении разбился поворотник и треснула скоба для кофр, которую я стянул так же, как до этого Чарли, когда он чинил раму у Клаудио.
