Результатом работы были обнаруженные на Охотском побережье рудные месторождения, раскрытые загадки природы. Однако главное, может быть, в том, что скалы и море научили нас молчанию и мужеству, товариществу и терпению…
Отвесно погружаются в море дикие скалы. Иногда такой непропуск не обойти даже в самый сильный отлив («Непропуск»)
Медленно огибает лодка крутые, обточенные ветром и промытые водой гранитные скалы. В бурю здесь грохочет прибой, но сейчас море гладко, как зеркало («Шквал»)
…Направо к камням жмусь; налево нет перил;
Зловеще под ногой колеблются ступени.
Гляжу наверх — темно; взглянуть назад — нет сил…
В. Брюсов. Восхождение
Вы не знаете, что такое непропуск? Это берег с отвесно уходящими в воду скалами. Во время отлива у их подножия иногда остаются узкие полоски морского галечника. В прилив море вплотную подступает к обрыву, и если вы не успели его миновать, то оказываетесь в ловушке.
…Уже к вечеру на пути в лагерь нас остановил крутой непропуск. Как мы ни торопились, прилив опередил людей. Там, где утром можно было легко обогнуть крутые скалы, сейчас шумел прибой.
— Так я и знала, что опоздаем! — с досадой воскликнула Эрна.
Как всегда, она была нрава. Нас задержала большая пегматитовая жила с красивыми кристаллами редкого минерала. Мы сломали молоток и два зубила, прежде чем Эрна и Николай уговорили меня возвращаться.
Вода еще поднималась. Бесконечными рядами стремились к берегу волны. Гулко ударив о камень, они с шипением откатывались в море, унося желтую пену к обрывки водорослей.
Николай, сбросив рюкзак, попытался перебраться через скалу, но едва не сорвался в воду. Итак, мы отрезаны от палаток. Ждать, когда вода отхлещет от берега, долго. Мы высчитываем, что лишь под утро отлив позволит нам пробраться к лагерю.
Хотя до заката оставалось не меньше двух часов, у моря уже сильно посвежело. Каждая набегавшая волна обдавала холодом.
— Да, попались… Ничего не поделаешь, придется ждать, — вздохнул я, — Давайте поищем дров и разожжем костер.
Но, увы, на узкой полосе между скалами и прибоем не было дров. Скоро меня стала пробирать дрожь. На худенького Николая жалко смотреть. Посиневшими губами он еле удерживает прыгающую папиросу. Предусмотрительная Эрна натянула взятый в маршрут шерстяной свитер. Но и она при каждом порыве ветра зябко передергивает плечами. Не сговариваясь, мы двинулись назад.
Вскоре спешивший впереди рабочий нашел немного сухих, опутанных водорослями сучьев. Он присел на корточки и, загораживая туловищем ветер, зажег спичку. Побежал огонек, запахло йодом. Но веточек немного; едва мы успели отогреть руки, как костер погас. Идем дальше. Теперь дующий вдоль берега ветер кажется еще более пронизывающим.
— Смотрите, — закричал вдруг Николай, — тут легко влезть наверх! Обогнем этот проклятый прижим! Не замерзать же здесь!
— В самом деле, давайте попробуем! — обернулась Эрна.
Я взглянул на обрыв. Между отвесными скалами тянется узкая, заваленная щебнем промоина. С берега она кажется щелью, по которой можно подняться к нависшим над пропастью деревьям. До края обрыва не меньше трехсот метров. Стволы лиственниц и берез кажутся снизу тростинками.
Крутизна склонов всегда обманчива. Сверху они выглядят круче, а снизу положе, чем в действительности.
— Не стоит подниматься: здесь слишком круто! Мы выбьемся из сил, но не доберемся. Лучше поищем дров, разведем костер и спокойно дождемся отлива, — убеждаю я своих товарищей.
Но уговоры напрасны. Николай и Эрна стремятся наверх; их раздражает вынужденное бездействие.
— Неужели боитесь? — язвительно спрашивает Эрна.
Что делать? Я неохотно соглашаюсь.
Промоина кончается крупноглыбовой осыпью с голубеющими в прогалинах поздними незабудками. Первые сто метров, переступая с камня на камень, как по лестнице, мы одолеваем без труда.
Сразу за осыпью вырос сглаженный дождевыми потоками двухметровый порог. Я подставил Николаю плечо, потом поднялась Эрна, и вдвоем они втащили меня.
Далеко к небесам тянется проточенная в гранитах ложбина. Здесь не так холодно, как у воды. Нагретые солнцем скалы еще не остыли. Их шероховатая поверхность излучает тепло. Мы перестали дрожать. На душе повеселело. Попытка подняться на каменную стену кажется уже менее безнадежной.
Как это было бы хорошо! Если мы одолеем обрыв, оттуда рукой подать до лагеря.
— Подъем опасен, — обращаюсь я к моим молодым спутникам, — нужно соблюдать осторожность. Ты, Николай, как самый легкий, полезешь первым…
— Не беспокойтесь, — весело перебивает Николай, — через полчаса будем наверху!
— А через час — дома! — добавляет Эрна.
Промоина похожа на длинный, слегка изогнутый желоб с неровным дном и гладкими стенками. Как и следовало ожидать, она оказалась несравненно круче, чем представлялось нам снизу.
Упираясь коленями в края желоба и цепляясь за всякую шероховатость, мы постепенно продвигаемся вверх. С каждой минутой подъем становится труднее. Чаще попадаются небольшие, но совершенно вертикальные перепады.
Вот мы уже поднялись не меньше чем на двести метров. С моря еле доносится шум прибоя. Я лезу, стараясь не смотреть ни вниз, ни вверх. Небо наверху и морская пропасть внизу одинаково бездонны! У меня кружится голова. Николай и Эрна, кажется, не боятся высоты.
«А ведь, пожалуй, без меня им легче было бы подниматься. Я для них только обуза!»
Что-то похожее на зависть к их молодости шевелится в моем сердце. Мне досадно, что для таких передряг мои нервы уже недостаточно крепки, а колени слишком плохо сгибаются.
Наконец мы преодолели больше половины обрыва. Однако впереди самая трудная его часть. Нужно отдохнуть перед последним усилием.
— Стой, — кричу я Николаю, — выбери место поудобнее, покурим!
В самых фантастических позах мы пристраиваемся у маленького выступа. Дрожат ноги, толчками бьется сердце, папиросный дым горек, как полынь. Перед глазами гранитная стена с серыми розетками лишайника, слева — голубеющая даль, внизу — сосущая сердце бездна!
Через минуту я с трудом заставляю себя оторваться от скалы. Время не ждет. Солнце быстро склоняется к горизонту. Обрыв из золотистого становится оранжевым. С моря тянутся на ночлег большие стаи птиц. Их гнезда лепятся к пятнистым от помета каменным уступам.
