Беседа наша была прервана появлением чинов морской полиции. Передав им для регистрации свои паспорта, мы стали собираться к отъезду на берег, чтобы осмотреть сегодня Росарио, а завтра с утренним поездом отправиться на неделю в Буэнос-Айрес (капитан сообщил нам, что судно станет под погрузку через два дня и погрузка будет продолжаться пять-шесть дней).
Обычно процедура регистрации паспортов занимает не более часа, после чего соответствующие чины разрешают сходить на берег.
Меж тем полицейские не торопились возвращать наши паспорта. Просидев в кают-компании часа три, они заявили, что до особого распоряжения из Буэнос-Айреса не могут разрешить нам сходить на берег.
Два дня мы провели на середине Параны в виду Роса-рио, не имея возможности сойти с судна.
Тем временем весть о прибытии советского корабля облетела город. Еще в первый день на «Грибоедове» побывали корреспонденты местной газеты и попросили интервью у капитана и главы экспедиции А. А. Михайлова. В тот же день краткое сообщение было помещено в вечер-ней газете, а на следующий день в утренних газетах появились снимки «Грибоедова», портреты А. А. Михайлова и капитана и большие статьи о советской экспедиции.
Но еще до того, как было напечатано о советском корабле в газетах, началось буквально непрерывное паломничество на корабль самых различных людей из города и его окрестностей. Не сходя с судна, мы многое узнавали о жизни города.
Вот на грубой самодельной лодчонке появился близ «Грибоедова» юный паренек; он долго выгребал одним веслом, чтобы подплыть к самому судну, но быстрое течение все время сносило его, и он, наконец, уцепился за бакен, находившийся поблизости от нас. Оттуда он кричал на судно что-то по-испански, чего находившиеся на юте матросы не могли понять; паренек пояснял свои слова тем, что показывал рукой сперва на корму «Грибоедова», а потом на берег.
Мы с Леонидом Федоровичем, движимые желанием применить наши познания в испанском языке (как-никак во время перехода через Атлантику мы усердно изучали испанский!), выступили в роли переводчиков. Оказалось, парень просит дать ему доску, доска же ему нужна для постройки дома, дом же его находится на берегу, как раз напротив стоянки «Грибоедова».
На полуюте* у нас действительно лежал маленький штабель досок, припасенных на случай необходимости крепления грузов на палубе либо вообще для непредвиденных надобностей в рейсе.
Испросив разрешение у третьего помощника, моряки сбросили пареньку две доски, за которыми тот немедленно и отправился в погоню. Выловив доски из воды, паренек стал постепенно подвигаться к берегу. Мы следили за ним в бинокль и видели, как он подплыл к какому-то сооружению, стоящему на сваях у самого берега.
Было еще раннее утро, и над рекой стлался туман, так что мы не могли там все хорошо рассмотреть. Позднее мы увидели, что на большом протяжении вдоль берега выстроено на сваях несколько десятков дощатых конур, одни побольше, другие поменьше; у некоторых были вырублены маленькие окошки, у остальных имелись только двери. От одних были проложены к берегу мостки, другие же стояли далеко от берега на мелководье и попасть к ним можно было только на лодке.
Оказалось, в этих конурах живут люди. И не какие-нибудь безработные, нет, — рабочие, но заработка их не хватает для того, чтобы нанимать квартиру или купить клочок земли и выстроить себе домик. И вот они строят лачуги на «ничьей» территории-в реке (за которую пока еще не берет платы росариевский муниципалитет), выпрашивая доски с проходящих пароходов.
Немного выше по реке от нашей стоянки, на самом берегу стоит большое фабричное здание. Огромными буквами на нем написано «Swift>. Это одна из многочисленных мясоконсервных фабрик знаменитой компании Свифта, которая нажила немалые прибыли на поставках мяса и консервов в Европу во время второй мировой войны. Только на этой фабрике свифтовская компания перерабатывает 2 тысячи голов крупного рогатого скота ежедневно. Военный «бум» закончился, и Свифт сокращает производство: только на днях он уволил с этой фабрики 300 рабочих. Один из них побывал у нас на «Грибоедове».
Жилища бедняков на «ничьей земле» на окраине Росарио.
Он тоже живет в этом «свайном поселке», что и наш утренний паренек. Рабочий рассказывал, что его приняли бы обратно на фабрику, если бы он мог дать мастеру взятку в 300 песо*, что составляет его двухмесячный заработок.
Аргентинская реакционная печать не пишет в своих газетах о том, что в СССР нет безработных, не пишет о том, что советское правительство в первый же год после разгрома немцев под Сталинградом доставило десять тысяч домов сталинградским рабочим, потерявшим свое жилье из-за нашествия гитлеровских захватчиков.
***
На следующий день нам сообщили, что всем советским ученым разрешено беспрепятственно сходить на берег и что нас приглашают посетить столицу.
С капитанского мостика «Грибоедова» открывался широкий вид на левый берег Параны. Низкие, залитые водой болотистые луга и плавни местами поросли низкорослым ивняком; во многих направлениях их прорезали протоки и рукава реки (ширина речной долины достигает здесь 10 км), коренной берег чуть виден вдали. Тысячные стаи уток, цапель, бакланов и многих неизвестных нам птиц постоянно пролетали из края в край этой поймы. Изредка доносился шлепок выстрела: единичные любители-охотники проводили там свой досуг.
По реке иногда плыли стволы крупных деревьев, вымытые из берегов где-то далеко вверху, и очень часто проплывали живые «островки» из густого сплетения замечательного водяного растения агуа-пе*.
Это растение образует на поверхности воды сплавину (сходную со сплавиной на наших заболачивающихся озерках) из густого сплетения корней и стеблей. Иногда оно разрастается так, что мешает даже судоходству. Будучи оторвана течением от прибрежной заросли, агуа-пе путешествует вниз по реке на многие сотни и, может быть, тысячи километров, не теряя жизненности и давая начало новым зарослям там, где ее прибьет к берегу струя воды.
По правому берегу на несколько километров растянулся город Росарио. У самой реки тянутся, кажется, бесконечные причалы и пристани вдоль различных складов, элеваторов, кранов, подвижных эстакад и тому подобных сооружений для погрузки судов. За ними высятся корпуса мельниц, крупорушек, мясоконсервных фабрик и снова многочисленных крупных и мелких зернохранилищ. Через этот океанский порт, поднятый по реке в глубь материка, проходит около половины всего аргентинского экспорта кукурузы, более из всего вывоза пшеницы, из льняного семени и еще проса, риса и т. д. Десятки морских пароходов могут одновременно грузиться и разгружаться в Росарио.
