Паровщиков устроил нас в гостинице–пустом, просторном доме — и пригласил обедать. У нас глаза разбежались: медвежатина, дичь, соленая и свежая рыба, грузди. Ах, что это были за грузди — маленькие, сахарно–белые, будто тронутые инеем, хрустящие…
Я поинтересовался, давно ли живет здесь хозяин.
— Больше двадцати лет, — ответил Паровщиков. — Между прочим, на дне этого озера лежат ключи от рая.
Мы рассмеялись.
— История забавная, — продолжал он. — До революции здесь жили монахи–старообрядцы. Однажды собрали крестьян из окрестных деревень, игумен показал ключи, объявил, что они от рая, выехал на лодке на середину озера и бросил их в воду. Говорят, фанатики топились здесь, рассчитывали, наверно, угодить прямо в рай.
Мы, конечно, искупались в озере, все–таки «святая» вода. Наловили окуней и щук больше, чем могли унести, половину оставили хозяину — на корм собакам. Вернулись в Архангельск, там по–прежнему моросил дождь. Горы каменного угля на берегу, подъемные краны. Контраст был слишком резким, переход из одного мира в другой — внезапным.
На Севере есть и другие райские уголки, где можно отдохнуть по–настоящему. Но это дело десятое.
По словам Буторина, он отправился в путешествие по Ледовитому океану, чтобы «поправить здоровье».
— Еще в детстве я слышал от стариков, — говорил он, — что поморы, которые на гребне весны доходили до Мангазеи, возвращались помолодевшими на десять лет. Хочу на себе проверить. В последний раз на шхуне врачи меня еле выпустили. Ты, говорят, свое отплавал, стал и слеповат, и глуховат, и прочее. С трудом их уговорил. В последний раз, мол, потом выбрасывайте на пенсию…
У меня цель была другая, не научная. Я прожил на Севере пятнадцать лет, написал о полярниках несколько книг и решил вернуться в родные края, уехать из Архангельска в Казань, там рядом город Чистополь, в котором я родился, и Кама, единственная река, впадающая в мое сердце. На прощанье хотелось посмотреть на «фасад России» и написать книгу о нашем путешествии, в основном для мальчишек. Стоило мне прищурить глаза, и я видел в дальнем синем море одномачтовый шлюп «Спрей», маленькую яхту «Язычник», плоты «Кон — Тики» и «Таити — Нуи», резиновые шлюпки и другие ненадежные на первый взгляд суденышки.
Миллионы мальчишеских глаз устремлены на эту необычную флотилию. На флагман — «Спрей» («Брызги»). Что–то родственное, мне кажется, есть у «Щельи» с этим судном, в чем–то схожи их создатели и капитаны.
Старый моряк Джошуа Спокам, родом из Ноной Шотландии, оставшись не у дел, решил осуществить свою давнишнюю мечту — в одиночку совершить кругосветное путешествие на парусном судне. Он был опытным мореходом, с двенадцати лет плавал на парусниках, прошел путь от юнги до капитана. За незначительную сумму он приобрел старый, небольшой шлюп «Спрей», который семь лет простоял на подпорках в поле, разобрал его на части, вырубил из дуба новый киль, заменил шпангоуты, обшивку, мачту, но существу построил новое судно. На это ушло тринадцать месяцев. Спущенный на воду «Спрей», но словам хозяина, напоминал лебедя. Распили» поперек брошенную плоскодонную лодку, Спокам соорудил из носовой части судовую шлюпку, которая служила ему также корытом для стирки белья. Вместо хронометра он купил настольные жестяные часы. Часть снаряжения и продвольствня ему подарили рыбаки.
В апреле 1895 года «Спрей» вышел из Бостона, пересек Атлантический океан. Слокам намеревался пройти через Суэцкий канал и обогнуть земной шар с запад на восток, но в районе Гибралтара встретился с пирата ми, спасся бегством и повернул на юго–запад, к берегам Южной Америки. Спешить ему было некуда, он изменил первоначальный маршрут и повел «Спрей» в противоположном направлении, огибая Землю с востока на запад.
Через Магелланов пролив «Спрей» вышел в Тихий океан, штормы дважды отбрасывали его к мысу Горн. Несколько дней Слокам провел на знаменитом острове Хуан — Фернандес. Вот как выглядел остров Робинзона Крузо в то время:
«Склоны гор покрыты лесом, долины отличаются плодородием, а по многочисленным оврагам струятся потоки чистейшей воды. Здесь нет змей, нет диких животных, кроме кабанов и множества коз. Местные жители не имеют рома, пива и других крепких напитков. Здесь нет ни полицейских, ни юристов, ни других блюстителей законности. Жизнь острова необычайно проста… Несмотря на отсутствие врача обитатели острова отличаются завидным здоровьем, а дети здесь просто изумительно хороши. Всего на острове проживает сорок пять человек… Благословенный остров Хуан — Фернандес! И почему Александр Селкирк покинул его навсегда, осталось для меня непонятным».
Когда «Спрей» стал на якорь у одного из островов Самоа, на борт поднялась вдова писателя Роберта Луиса Стивенсона.
«После стольких дней приключений, — писал Спокам, — я был в неописуемом восторге от знакомства с этой яркой женщиной, многолетней жизненной спутницей автора книг, восхищавших меня на протяжении всего моего плавания. Ее доброжелательные пристальные глаза сверкали, когда я рассказывал о своем путешествии».
Фанни Стивенсон подарила путешественнику лоции Индийского океана и Средиземного моря с такой надписью:
«Капитану Слокаму. Эти книги читались и перечитывались моим мужем, и я уверена, что он был бы очень доволен переходом их во владение к одному из истинных мореплавателей, которых он любил больше всего на свете».
Познакомился Спокам и с Ллойдом Осборном, пасынком писателя.
Вычислив курс и закрепив руль, капитан иногда по целым дням не прикасался к штурвальному колесу. В индийском океане, например, за двадцать три дня он простоял у руля всего три часа. Даже при боковом ветре «Спрей» строго держался заданного направления.
Обогнув мыс Доброй Надежды, Слокам в третий раз пересек Атлантический океан и прибыл в Бостон Беспримерное кругосветное плавание было заверщено. Оно продолжалось три года, два месяца и два дня.
Сидя у костра на берегу Кулоя, я перелистывал памяти страницы великой книги путешествий, и мне вдруг стало ясно, что отступление невозможно. В Мангазею–несмотря ни на что! Это мои писательский долг, моя работа. Далеко пока алопарусной «Щелье» до той удивительной флотилии, но рано или поздно она присоединится к ней. Я залил костер, забрался на свою койку и уснул спокойно.
Утром Буторин никак не мог завести мотор. Но «Щелья» двигалась вперед — по течению. Работая одним вестом, я удерживал ее на середине реки.
— Попробую промыть бензобак. — сказал Буторин Отвинтив гайки, он снял тяжелый цилиндр, прикрепленный к левому борту, и несколько раз пропочоскал его бензином. Бак был старый, ржавчина хлопьями от валивалась от его внутренних стенок. Внутри громы хал какой–то металлический предмет, наверно гайка Буторин пытался вытряхнуть ее, но безуспешно она не попадала в узкую горловину.
