Скоро рассвет. Гребни гор постепенно вырисовываются на фоне светлеющего неба. На земле, прямо на кучах мусора, спят люди. Полицейские курят. Пакистанец громко нараспев читает молитвы. Кошки промышляют в урнах. За грудами нечистот старик справляет свою нужду, опасливо поглядывая по сторонам. Издалека слышится низкое стрекотание вертолета. На дороге, связывающей Мина с Харамом, петляющей между холмов, а иногда пронизывающей их насквозь, лежат паломники. Мужчина подрезает усы, глядя в зеркало заднего вида на мотоцикле. Вот дорога с тремя обелисками, к которым устремляются верующие. Земля здесь устлана черными, седыми, каштановыми, прямыми и вьющимися волосами, образующими настоящий ковер. Семь камней для «большого шайтана», семь для «среднего» и семь для «маленького».
Теперь мы можем спокойно возвращаться в Мекку. Встает солнце. Муэдзин будит уснувшую умму. К счастью, мечеть аль-Байя находится совсем рядом, справа от Харама. Здесь летом 622 года Мухаммед заключил с паломниками из Медины клятву войны (байат аль-харб), с помощью которой они рассчитывали защитить посланника Бога, которому в то время так необходима была поддержка армии.
После молитвы оживленные, радостные люди устремляются к Хараму. Тем хуже для мутаввифов, уже заплативших за транспорт. Автобусы возвращаются наполовину пустыми. Небо принимает оттенок прозрачной, чистой голубизны, а складки горных хребтов напоминают по цвету шафран, какао и молотый кофе. Какое спокойствие царит вокруг, какая умиротворенность! Супруги держатся за руки. Друзья идут рядом, бок о бок. Двое солдат молятся прямо на голой земле, отложив ружья в сторону. Сколько благодати! «Я был свидетелем многих религиозных церемоний в разных уголках мира, — пишет Ричард Бёртон, вернувшись из долины Мина, — но никогда мне не приходилось видеть подобной торжественности и трогательности».
31 июля 1987 года, после полуденной молитвы иранцы вышли из Харама и стали подниматься вверх по проспекту. Все движение в связи с этим было перекрыто. С балконов прилегающих домов другие паломники с опаской наблюдали за этим противостоянием: с одной стороны плотные ряды солдат, с другой — быстро растущая толпа демонстрантов. Проспект был похож на широкое шоссе. Недалеко от кладбища Мала проспект пересекает мост через реку Хаджун; с этого места открывался широкий обзор на аллею, ведущую к мечети, чьи минареты были оттуда хорошо видны. Именно сюда и были стянуты войска. Атмосфера становилась все более гнетущей и взрывоопасной, да и жара к тому же стояла невыносимая. Город затаил дыхание. Толпа демонстрантов с развевающимися знаменами, транспарантами и несколькими чучелами дядюшки Сэма поравнялась с цепью саудовских солдат. «Велик Господь, Хомейни — наш вождь!» — хором стали скандировать десятки тысяч шиитов. Возглас разорвал тишину затаившегося города. Но это, казалось, ничуть не пугало стражей порядка — уже не в первый раз им приходилось сталкиваться с подобными выступлениями иранцев. Людской поток течет к Хараму. Как это уже бывало и раньше, процессию возглавляли женщины, закутанные паранджой, и инвалиды войны. Возгласы, перемежающиеся славословиями Всевышнему, призывы к джихаду, несущиеся из громкоговорителей, все больше и больше накаляли толпу сторонников Хомейни. Поравнявшись с мечетью Джиннов и не дойдя до Дома Божия примерно 600 метров, Национальная гвардия перестала отступать. Офицер попытался договориться с руководителями иранских манифестантов, убеждая их прекратить дальнейшее шествие и спокойно разойтись.
Но эти переговоры, не успев начаться, тут же и закончились — случилось непоправимое. Предоставим историкам восстанавливать цепь этих трагических событий. Как утверждают очевидцы, напряжение достигло предела в тот момент, когда какой-то солдат оттолкнул женщину, и та, оступившись, упала на тротуар. Демонстранты стали с такой злобой угрожать этому нетерпеливому военному, что он дал автоматную очередь, убив наповал одного иранца. Это вызвало взрыв негодования фанатичных паломников. Одновременно с этим случился другой инцендент: за 800 метров от этого места, под мостом Хаджун неизвестные забросали последние ряды манифестантов, этих божьих гостей, кирпичами, бутылками, болтами и железными прутьями. Тогда-то в рядах сторонников имама и раздался тот роковой призыв: «Займем Дом Божий! Уничтожим сионистских марионеток!» Мгновенно всякая дипломатия, переговоры — все было забыто, в дело пошли кулаки и дубинки. А затем началась неописуемая свалка. Маленькие «коммандос» — группы персов, вооруженные ножами, с лицами, закрытыми платками, атаковали солдат, которые, растерявшись, быстро ретировались, растворившись в этой мечущейся, растерянной толпе. Пронзительные крики женщин, всеобщая паника. Люди, задыхаясь от слезоточивого газа, стали разбегаться. Они бросились к прилегающим к проспекту улочкам. Но, увы! Все пути отступления были перекрыты полицией. Шииты отхлынули обратно на бульвар, где было уже невозможно дышать, и бросились напролом, сквозь кордон, заграждавший путь к Заповедной мечети. Раздались выстрелы, началась настоящая бойня. На прилегающих улицах жандармы расстреливали в упор пытавшихся спастись бегством демонстрантов вместо того, чтобы дать им проход. Наконец, военные подразделения стали отступать, прикрывая свой отход беспорядочными выстрелами. На площади Харама остались горы трупов, раненые лежали вперемешку с убитыми, валялись паранджи, громкоговорители, туфли, транспаранты, чучела и тысячи листовок. За несколько минут бойня приобрела поистине апокалиптический размах. Саудовцы говорят о 402 убитых и 649 раненых, по большей части иранцев, но также и магребинцев, пакистанцев и ливанцев. По сведениям иранцев, погибли 650 человек и 700 получили огнестрельные ранения. Это не помешало официальной прессе опубликовать в журнале «Умм аль-Кура» передовицу на четырех колонках, озаглавленную: «Успехи в Доме хаджа в этом году». (14 августа 1987 года.)
Эта бойня потрясла всю планету. Исламский мир глубоко переживал трагедию. Трупы еще не остыли, а между Эр-Риядом и Тегераном разразилось новое сражение, сражение мусульманского общественного мнения. Международная исламская лига сразу по горячим следам созвала в Мекке исламскую конференцию. На ее открытие, состоявшееся в октябре 1987 года, съехалось 600 участников из 134 стран мира. Король Фахд, открывая прения, задал тон, заявив, что «подавлять бунт и гасить любые проявления беспорядков — это законно». Спустя месяц Иран организует «международный конгресс по сохранению святости и безопасности Харама». Триста делегатов из 36 стран внимают речам Хашеми Рафсанджани, ближайшего соратника Хомейни, призывающего создать международный исламский комитет, «который бы управлял Меккой, которая, в свою очередь, получила бы статус независимого города».
