Минерал и в самом деле напоминал лазурит. (Еще с античности лазурит называли также ляпис-лазурью. Разрабатываемое с незапамятных времен Бадахшанское месторождение в Афганистане поставляло этот удивительный по красоте камень в Азию и Европу, где он ценился на вес серебра.)
— Нет, в подобных условиях бывает не лазурит, а лазулит.
— Лазулит? Я не слышал о таком!
— Они похожи и цветом и происхождением. Оба кристаллизуются в контакте с гранитами, но лазурит в известняках, а лазулит во вторичных кварцитах.
— А по составу они тоже сходны?
— Ничуть. Лазурит — это силикат кальция, а лазулит — фосфат железа.
— А почему в камнерезном деле применяют только лазурит? Помните эти замечательные вазы в Эрмитаже?
— Именно потому, что лазулит крайне редок и никогда не встречается в больших количествах. Я припоминаю, что даже в Минералогическом музее Академии наук нет таких великолепных образцов, как этот.
Саша осторожно ударил молотком по краю глыбы. В свежем изломе среди плотной синей массы выделялись призматические кристаллики лазулита. Солнечные лучи вспыхивали в их глубине синими огоньками.
Вскоре мы обнаружили в осыпи и в скалах еще несколько гнезд гематита и лазулита. Некоторые из них имели концентрическое строение. Гематитовое ядро
окаймлялось широкой зоной лазулита, который постепенно переходил в сахарно-белый KBapmit. Громадные черно-синие цветы, соскользнувшие на белую скалу с полшоб- ной кисти природы!
Тщательно осматривая склоны ущелья, подолгу задерживаясь у каждого обнажения, мы медленно приближаемся к водораздельному гребню. Несмотря на усталость, охотничий азарт не ослабевает. Саше посчастливилось найти обломок кварцита с чудесными золотистыми кристалликами драгоценного камня — топаза. Поплясав от восторга, он сунул образец в карман и буквально обнюхал все вокруг, но, к сожалению, без успеха: топазов больше не было. Тем временем и я разыскал среди синей массы лазулита красные кристаллики окиси титана — рутила. Каждая находка вызывала новый приступ поисковой лихорадки и надежду обнаружить что-то еще более важное.
Время шло. Подъем становился все круче. Ручей исчез; лишь еле различимое журчание слышалось под камнями. Оголенный каменный склон продувался ледяным ветром. Солнце скрылось за большим облаком. Отвернув рукав, я взглянул на циферблат: пять часов.
— Ну, Саша, пора уходить. Нам придется еще вернуться сюда. Гематит, лазулит, топаз, рутил — все это хорошие поисковые признаки; они укрепляют надежду найти здесь ценные руды. Нужно получше покопаться.
— В таком случае перебросим сюда лагерь?
— Конечно. Поставим палатки у края леса и займемся подробной съемкой зоны оруденения. А сейчас закусим — ив путь!
Через несколько минут Саша разжег у нависшей скалы дымный костер, чтобы вскипятить чай, а я одолел последнюю сотню метров и выбрался на гребень. Наверху дул порывистый ветер, гнавший с моря плотные клубы тумана. Расползаясь по ущельям, он медленно подбирался к водоразделу, поглощая одну горную цепь за другой.
Выбрав защищенное от ветра место, я закурил.
«Как красиво, — подумал я, оглядывая пейзаж, — и как сурово!»
По обе стороны от водораздела под бегущим между облаками солнцем блестит море. Позади видны тихие воды внутреннего залива; впереди, где туман поглотил крохотные точки наших палаток, безграничные просторы
открытого моря и рокочущий у берегов мощный прибой. Кажется, что даже на этой высоте посвистывание ветра в камнях прерывается глухими вздохами далекого морского наката.
Подо мной ветер треплет сизый дымок от маленького костра. Он взвивается спиралью над скалами и, разорванный в клочья, мгновенно тает в холодном воздухе.
По другую сторону гребня гранитные скалы круто обрываются к круглым ледниковым озерам. Подобно светлым жемчужинам они обрамляют темный, ниспадающий к прибрежной равнине плащ лесов.
Пояс оруденелых кварцитов тянется через гребень и уходит по другую сторону водораздела к ледниковым наносам и лесной зелени.
Я медленно обвел взглядом эту широкую белую полосу: «А все-таки здесь обязательно должно быть золото!»
До лагеря мы добрались с Сашей лишь поздней ночью. В небольшом осиновом леске перед лагерем шли уже ощупью, вытянув перед собой руки. Тонкие упругие ветки цеплялись за одежду и больно хлестали по лицу. Наконец мы вырвались из чащи. Нас охватил острый запах водорослей и мерный гул прибоя. Впереди тускло светились припавшие к земле палатки.
Любой охотник, с которым вы заговорите о медведях, охотно расскажет вам с десяток занимательных историй. Нет лучшей темы для беседы у костра. Каждый из них, конечно, встречался с бурым хозяином тайги, каждый сохранил об этих встречах самые яркие воспоминания. Временами рассказчик скупо улыбается, а кругом покатываются от хохота; в другой раз слушателям не до смеха. Рассказы о медведях можно слушать часами — им нет конца. Без них представление о тайге было бы неполным.
Разумеется, и геолог не раз сталкивается с медведями. В иных случаях он ловец, иногда жертва, а чаще (и это самое интересное!) любопытствующий наблюдатель.
Медведь лишь наполовину хищник. Как и люди, он всеяден, но в отличие от человека убивает, лишь обороняясь или в случае крайнего голода. Он безусловно умнее и добродушнее других лесных зверей, хотя может постоять за себя в случае опасности. Нет ничего забавнее мишки (так его ласково зовет народ) в благодушном настроении, но редко можно встретить что-либо более страшное, если он разгневан.
Антропоидные повадки и облик с незапамятных времен связали медведя с человеком. Медведь считается священным животным. Он охранитель леса и ближайший родич человека, а может быть, и посмертное обиталище его души. Убить медведя без нужды — грех! Некоторые племена никогда не трогали медведей. В фольклоре медведь — великодушный покровитель более слабых созданий, в том числе и человека. Естественно, что он издавна служил родовым тотемом охотничьих племен и до наших дней является геральдическим символом. В бывшем гербе Ярославля красовался бурый медведь; есть он в гербе Берлина; а белый медведь у западных народов символизирует Россию.
Можно ли в таком случае, описывая северную тайгу, не рассказать и о медведях!
Это был пушистый и необыкновенно голосистый шар. От- вернув полу палатки, Саша бросил медвежонка прямо мне в ноги, где, свернувшись клубком, еще спал длинноногий и очень аристократичный Рутил. Пронзительный визг поднял на ноги весь лагерь. Подхватив барахтавшегося малыша, я в одних трусах вышел на воздух.
