Мы почувствовали вонь пожарища еще задолго до того, как прибыли в Фейрбанкс. Оказавшись в его окрестностях, мы поговорили кое с кем из пожарных, медленно бравших под контроль огромную площадь — более 1,8 миллиона акров охваченных огнем земель. Там был разбит огромный лагерь — палатки стояли повсюду. Туда-сюда сновали вертолеты, тушившие пожары с воздуха, и наблюдать за всем этим было по-настоящему захватывающе.
На следующий день мы въехали в Скалистые горы и заметили на берегу небольшого озера лося. Немного погодя, внемля зову природы, я вынужден был укрыться в лесу. Я спокойно делал там свое дело, когда вдруг до меня донеслись дикие вопли Чарли и Клаудио. Я сперва не придал этому особого значения, однако, выйдя из леса, узнал, что орали они не зря. Оказывается, пока ребята меня ждали, из леса вышел медведь — причем практически из того же самого места, где скрылся я, — и неспешно проковылял мимо них.
Дороги были чудесными, особенно после того, как мы поменяли шипованные шины, пронесшие нас через всю Европу и Азию, на мягкие дорожные. Благодаря им езда по извилистым скоростным трассам стала много более комфортной и приятной. Образно говоря, мы довольно долго сидели на диете — были вынуждены ехать по гравию и выбоинам, — и теперь было сущим откровением заново открывать все прелести езды на хорошем мотоцикле по хорошим дорогам. Приятно также было встречать других мотоциклистов, путешествовавших на большие расстояния. Мы познакомились с двумя, которые еще только-только начали кругосветное путешествие, по широте замысла превосходившее наше. Еще мы познакомились с одним славным парнем по имени Гарольд. На турере BMW 1978 года он за один только предыдущий день проехал тысячу четыреста километров. К трем часам ночи он, правда, все-таки начал подумывать об остановке, но потом решил проехать еще немножко. Этот Гарольд просто вогнал нас в краску своей выносливостью. Мы стонали уже после пятисот километров в день, а он проехал едва ли не в три раза больше. Единственным недостатком этих превосходных дорог было интенсивное движение. По сравнению с Сибирью трассы были просто забиты транспортом — сотнями автофургонов, так называемых «домов на колесах», и множеством тяжелых грузовиков.
Когда мы наконец попали в более привычную среду, внешний мир, который я не подпускал к себе два с половиной месяца, тут же обрушился на нас, словно лавина. Впервые после Словакии мы были столь доступны на дороге. Мобильные телефоны работали уже везде, и, как следствие, я вновь ощутил бремя работы. Я уже принимался за чтение присланных мне еще в Казахстане и Монголии сценариев, однако тогда я их совершенно не воспринимал, это казалось совершенно неважным. Был даже период — на Украине и в Казахстане, — когда я и представить себе не мог возвращение к работе. Сидеть в гримерке и ожидать стука в дверь: «Поторопитесь, мистер Макгрегор» — то был словно другой мир. Теперь мне вовсю звонили режиссеры и агенты, и мысль о возвращении к работе все более захватывала и вдохновляла. После того, что мы увидели в центрах ЮНИСЕФ в Киеве, Алматы и особенно в Улан-Баторе, мир кинофильмов с многомиллионными бюджетами все еще казался каким-то нереальным, но я знал, что, когда мы достигнем Нью-Йорка, все встанет на свои места. Конец нашего путешествия был уже не за горами, и, по мере приближения к дому, я все больше предвкушал возвращение к работе. Я прочистил мозги и чувствовал, что готов снова сниматься.
Через неделю после Анкориджа мне стало ясно, что все путешествие будет восприниматься как две раздельные поездки. Мне хотелось связать этап от Лондона до Магадана с этапом от Анкориджа до Нью-Йорка, чтобы придать впечатлениям цельность, однако эти два этапа различались практически во всем. Теперь уже больше не было чувства неизвестного или риска. На этом отрезке пути было значительно проще: все говорили по-английски, дороги были превосходными, хороших гостиниц повсюду полно, так что отпала необходимость ночевать в палатках.
Чарли разделял мои чувства.
— Мне даже немного грустно, что мы вернулись в лоно цивилизации и теперь останавливаемся в отелях, — сетовал он. — Я скучаю по приключениям, что были у нас в Казахстане, Монголии и Сибири.
Возможно, расслабляться было рано. Опытные альпинисты рассказывали, что несчастные случаи значительно чаще происходят уже на спуске, когда самая трудная часть позади и осторожность притупляется. Джейми Лоутер-Пинкертон предостерегал нас, что Америка — самая опасная страна в нашем маршруте, однако мы были полны оптимизма: ведь были все основания предполагать, что мы прибудем в Нью-Йорк вовремя и в хорошей форме. Если, конечно, не случится ничего экстраординарного.
13 июля, остановившись в Доусон-Крике в Британской Колумбии, мы отправились на поиски пиццы и набрели на ресторанчик с баром. Я стоял на улице, докуривая сигарету, когда ко мне подошел молодой парень. Он был слегка выпивши, выглядел немного по-деревенски, и рубашка у него была расстегнута до пупка.
— Ты — Юэн Макгрегор, — заявил он.
— Э… Ну да, — признал я, несколько застигнутый врасплох, ибо уже привык, что из-за длинной бороды меня не узнают.
Парень поинтересовался, что я здесь делаю, и я рассказал ему о нашем путешествии. Он принялся рассказывать мне о ковбойском фестивале в Калгари и расписывать, какие там есть красотки.
— Я вообще-то женат, — ответил я.
— Ах, ну да, блин, точно! — сказал он с ухмылкой. — Ты три с половиной месяца провел, путешествуя на мотоцикле, а теперь заявляешь мне, что красотки тебя не волнуют, поскольку ты женат. Ну-ну!
Да что этот тип себе позволяет. Я готов был просто по-дружески поболтать, но с какой стати терпеть хамство.
Я решил побыстрее свернуть разговор. Парень сказал, что владеет фермой, где разводят бизонов, однако мне было неприятно его общество. В раздражении я вернулся в ресторан и принялся вместе с Чарли за гигантскую пиццу.
Чуть позже этот фермер подошел опять и начал трепаться с Чарли. Они тут же нашли общий язык, и я пришел к выводу, что он все-таки неплохой парень. Его звали Джейсон, с ним было здорово общаться: он вел себя непосредственно и рассказывал много интересного. Если бы не Чарли, я бы наверняка не заговорил с Джейсоном снова, но теперь, слушая нашего нового знакомого, я понял, что во многих отношениях он очень походил на Чарли — крайне общительный, не желающий ни под кого подстраиваться — «воспринимайте-меня-таким-какой-я-есть», что сначала немного смущало.
На следующее утро мы поехали на ферму Джейсона. Это оказалось огромное красивое ранчо с просторными красными конюшнями. Джейсон вырастил трех оставшихся без матерей детенышей бизона, кормя их из бутылочки. Теперь они выросли, однако стали совсем домашними. Я никогда не видел близко этих животных, а Джейсон разрешил даже посидеть на самке бизона Люси, которая запала на Клаудио: толкнула его в пах, когда он пытался снять нас, катающихся на ее спине.
