Вот как понимал войну Иван Огарев! Союзник татар, он действовал в их духе, но против своих же соотечественников!
Пакля достигла вод Ангары. В тот же миг, выше и ниже по течению, вся река, словно она состояла из спирта, вспыхнула со скоростью электрического разряда [129]. Между берегами неслись клубы синеватого пламени. Над ними, все в копоти, раскручивались густые облака пара. Захваченные огненной жидкостью проплывавшие льдины таяли как воск на плите, а испарявшаяся вода взвивалась в воздух с оглушительным свистом.
В тот же момент севернее и южнее города загремели выстрелы. Грянули залпы расположенных за Ангарой батарей. Несколько тысяч татар устремились на штурм земляных укреплений. Деревянные дома на берегу запылали сразу со всех сторон. Огромное зарево рассеяло тьму ночи.
— Наконец-то! — вскричал Иван Огарев.
И мог по праву наградить себя аплодисментами! Придуманный им отвлекающий маневр был страшен. Защитники Иркутска оказались зажаты между атакующими полчищами татар и кошмаром пожара. Зазвонили колокола, и вся здоровая часть населения бросилась к местам, подвергшимся штурму, и к домам, которые пожирал огонь, грозивший перекинуться на весь город.
Ворота Большой улицы остались почти без охраны. Разве что с горсткой иркутян, несших караул. И более того — по подсказке предателя и с целью объяснить свершившийся факт не его злой волей, а политической местью, — немногие эти защитники были выбраны из малочисленного батальона ссыльных.
Иван Огарев вернулся в свою комнату, ярко освещенную пламенем Ангары, взлетавшим выше балюстрады площадок. Затем направился к выходу.
Но едва он открыл дверь, как в комнату вбежала женщина в промокшей одежде, с растрепанными волосами.
— Сангарра! — воскликнул в изумлении Иван Огарев, не в состоянии вообразить себе, чтоб это могла быть иная женщина, нежели цыганка.
Но это была не Сангарра, это была Надя.
В тот момент, когда спасавшаяся на льдине девушка вскрикнула, увидев, как по Ангаре разбегается пламя, Михаил Строгов схватил ее на руки и вместе с нею погрузился в воду — искать спасения от огня в самых глубинах реки. Читатель знает, что льдина, на которой они плыли, находилась в это время саженях [130] в тридцати от первой набережной, в верхней части Иркутска.
Проплыв под водой, Михаил Строгов сумел выбраться с Надей на набережную.
Наконец-то он достиг своей цели. Он был в Иркутске!
— Теперь — во дворец губернатора! — сказал он Наде.
Менее чем через десять минут оба они были уже у входа во дворец, чье каменное основание уже лизали длинные языки речного пламени, хотя до самого дворца пожар добраться не мог.
За дворцом все дома на откосе пылали.
Михаил Строгов и Надя без труда вошли во дворец, открытый для всех. Посреди всеобщего смятения на них никто не обратил внимания, хотя одежда их промокла насквозь.
Огромную залу на первом этаже заполняло множество офицеров, прибывших за получением приказов, и толпа солдат, спешивших их выполнять. И там, в неожиданном водовороте безумной суматохи, Михаил Строгов и девушка оказались оторваны друг от друга.
Растерявшаяся Надя бежала через низкие залы, призывая своего спутника и прося, чтобы ее провели к Великому князю.
Вдруг перед ней открылась дверь в залитую светом комнату. Вбежав, она внезапно оказалась лицом к лицу с тем, кого видела в Ишиме, видела в Томске, — лицом к лицу с тем, чья злодейская рука собиралась через минуту выдать город врагу.
— Иван Огарев! — вырвалось у нее.
Услышав свое имя, негодяй вздрогнул. Если его подлинное имя станет известно, все его планы обречены на провал. Ему оставалось только одно: убить человека — кто бы он ни был, — который только что это имя произнес.
Иван Огарев набросился на Надю; но девушка, зажав в руке нож, прислонилась к стене, полная решимости защищаться.
— Иван Огарев! — еще раз крикнула Надя, уверенная, что на звук этого ненавистного имени к ней придут на помощь.
— Черт возьми! Я заставлю тебя замолчать! — взорвался предатель.
— Иван Огарев! — в третий раз вскричала бесстрашная девушка голосом, сила которого от ненависти удесятерилась.
Обезумев от ярости, Иван Огарев выхватил из-за пояса кинжал, устремился к Наде и оттеснил ее в угол комнаты.
Она поняла, что ей конец, как вдруг негодяй, приподнятый неодолимой силой, грохнулся наземь.
— Михаил! — воскликнула Надя.
Это был Михаил Строгов.
Он услышал Надин зов. Спеша на ее голос, он добежал до комнаты Ивана Огарева и ворвался через оставшуюся открытой дверь.
— Ничего не бойся, Надя, — сказал он, вставая между ней и Иваном Огаревым.
— Ой, — воскликнула девушка, — берегись, братец!… Предатель вооружен!… И он хорошо видит!…
Иван Огарев поднялся на ноги и, уверенный, что легко справится со слепым, ринулся на Михаила Строгова.
Но слепой одной рукой ухватил зрячего за запястье, а другой, отстранив кинжал, снова швырнул наземь.
Побледнев от бешенства и стыда, Иван Огарев вспомнил, что он при шпаге. Выхватив ее из ножен, он возобновил попытку.
Он тоже узнал Михаила Строгова. Слепой! Теперь он имел дело всего-навсего со слепым! Партия была в его пользу!
Надя, в ужасе от опасности, грозившей ее спутнику, бросилась к двери, призывая на помощь.
— Закрой дверь, Надя! — велел Михаил. — Никого не зови и предоставь действовать мне! Сегодня царскому гонцу этот негодяй не страшен! Пусть приблизится, если хватит смелости! Я жду!
Иван Огарев, весь подобравшийся как тигр, не произносил ни слова. Он хотел бы утаить от слуха слепца звук своих шагов и даже дыхания. Хотел поразить его прежде, чем тот догадается о его приближении, и поразить наверняка. Предатель и не думал сражаться, ему нужно было убить того, чье имя он присвоил.
Исполненная ужаса и веры одновременно, Надя созерцала эту страшную сцену в состоянии непонятного восхищения. Казалось, спокойствие Михаила передалось вдруг и ей. Единственным оружием Строгова был его сибирский нож, он не видел своего противника, который был вооружен шпагой, — все это так. Но какой небесной милостью он словно бы возвышался над ним, и столь безмерно? И каким образом, почти не двигаясь, всегда был обращен лицом к острию его шпаги?
Иван Огарев следил за своим странным противником с явной тревогой. Это сверхчеловеческое спокойствие завораживало его. Взывая к разуму, тщетно пытался он убедить себя, что в столь неравной борьбе преимущество было за ним. От этой неподвижности слепого кровь стыла у него в жилах. Взглядом он искал, куда поразить свою жертву… И нашел!… Кто же удерживал его от решающего удара?