Елдаш, который был бы нам очень полезен в походе, заболел и остаётся в Бордобе.
Николаю Петровичу надоедает погрузочная канитель, и он решает идти с Шияновым вперёд. Мы уславливаемся, что они, пройдя примерно половину дневного перехода, будут нас ждать на тропе.
Наконец все готово. Мы с Капланом закидываем за плечи винтовки и фотоаппараты, приторачиваем к сёдлам плащи и полушубки, и караван трогается в путь.
Цивилизация, — дома, кровати, столы, шоссе, автомобили — остаётся позади. Впереди — приволье похода.
Мы спускаемся в широкую каменистую долину, переходим в брод несколько рукавов обмелевшей реки и выходим на тропу.
От Заалайского хребта в Алайскую долину выпирают чукуры — поросшие густой травой холмы древней морены. Тропа Бьётся между ними. Она проложена с удивительным Искусством, эта тропа, ведущая в обход погранзаставы, на долины Маркан-Су в Алай.
Она проходит от погранзаставы в каком-нибудь километре, но караван, идущий по ней, надёжно скрыт в чукурах и с погранзаставы не виден. В 1932 году по этой тропе прорвался из Китая в Алай Аид-Мерек, один из отважнейших басмаческих курбашш. В Алае он думал найти поддержку местных киргизов; он нашёл смерть в жестокой схватке с вышедшими за ним в погоню пограничниками.
Зеленое море чукуров поглощает нас.
— Караван наш затерялся в долине, словно иголка, — говорит Каплан.
И действительно, только сейчас мы ощутили, как просторен и безграничен Алай. Верблюды и лошади кажутся игрушечными…
И все же он движется вперёд, этот маленький, игрушечный караван, оставляя за собой километр за километром.
Мерно раскачиваясь, несут свой груз верблюды. За ними, пожёвывая удила, идут вьючные лошади. Караванщик-киргиз тянет заунывную песню. На пригорках в позе внимательно наблюдающего часового стоят сурки. При нашем приближении они быстро ныряют в норы.
Справа, отделённая от нас тридцатикилометровой долиной, встаёт красная каменистая гряда Алайского хребта. Слева — один за другим раскрываются снежные гиганты Заалая. Купаясь в лучах солнца, ослепительно блестят фирновые поля пика Ленина.
Солнце… Палящее, сверкающее солнце Памира. Оно неизменно сопутствовало нам в течение всех восьмидесяти дней похода, расцвечивая мир яркими красками…
Время от времени наш путь пересекают реки, стекающие с ледников Заалая. Тропа зигзагами спускается по береговому обрыву между высокими столбами выветрившихся песчаников. Красные от размытых пород потоки быстро текут по каменистым руслам.
Караван переходит вброд разлившуюся на несколько рукавов реку и снова углубляется в чукуры.
Мы идём без привала целый день: с гружёным караваном нельзя делать привалов.
Солнце уже склоняется к западу, а Горбунова и Шиянова все ещё нет.
Продолжаем путь до темноты. Нам кажется, что мы скоро выйдем из полосы чукуров на открытую часть Алайской долины и увидим там наших товарищей. Но это — наивное предположение неопытных путешественников. Чукуры тянутся один за другим, и мы снова чувствуем себя ничтожно-маленькими, игрушечными в этом беспредельном море зелёных холмов.
Караванщики уже давно настаивают на ночлеге. Мы решаем остановиться. Я хочу вернуться на несколько десятков метров назад, где я видел хорошую ложбинку. Молодой караванщик внезапно начинает протестовать. Он ударяет ладонью по земле, указывая, что хочет остановиться именно здесь. Я повора — чиваю лошадь. Старик-киргиз, ведя в поводу верблюдов, идёт за — нами. Но молодой садится на землю и что-то кричит. Я беру у него из рук повод вьючной лошади, которую он вёл, и продолжаю путь. Караванщик остаётся один. Некоторое время он сидит на земле. Потом встаёт и идёт за нами.
Вскоре мы располагаемся на ночлег в небольшой ложбине. Караванщики разгружают верблюдов и лошадей, мы ставим палатки.
Наступает ночь. Каплан укладывается, я остаюсь дежурить. Я лежу в душистой степной траве, прислушиваюсь к пофыркиванию лошадей, пасущихся рядом с лагерем, и смотрю в небо. Яркие созвездия медленно плывут к западу. Кажется, что ощущаешь плавное и стремительное вращение земного шара.
Утром мы посылаем молодого киргиза в Бордобу с письмом к Марковскому и Ивченко. Отсутствие Горбунова и Шиянова тревожит нас. Кроме того караванщики уверяют, что у нас слишком мало арканов.
Около полудня со стороны Бордобы показывается группа всадников. Даже в шестикратный Цейсс они кажутся маленькими жучками, медленно ползущими вдоль берега высохшего русла реки. Иногда они скрываются в чукурах, потом вновь появляются. Мы внимательно следим за ними в бинокль с вершины небольшого холма.
Они постепенно приближаются, вырастают. Уже можно различить их силуэты.
В это время с противоположной стороны неожиданно раздаётся голос Горбунова, и оба наши товарища появляются из-за поворота тропы.
Оказывается, они прошли вчера слишком далеко вперёд и ночевали в нескольких километрах от нашего лагеря. Без палаток и спальных мешков они здорово промёрзли. Кроме того они голодны, как волки.
Пока Горбунов и Шиянов насыщаются, бордобинская кавалькада приближается к нам. Ближние чукуры поглощают всадников, потом они появляются у лагеря — Марковский с рабочим Милеем и три красноармейца.
Выступать в путь уже поздно, и мы делаем днёвку.
На другой день трогаемся дальше. Марковский решил проводить нас ещё на два перехода. Горбунов, Марковский и я покидаем караван и едем верхами к югу, к ледникам Заалайского хребта.
Едем без тропы, огибая один чукур за другим. Кое-где встречаются маленькие озерки, остатки бывших моренных озёр. Местность понемногу повышается. Оглядываясь назад, мы видим уходящую вдаль застывшую мёртвую зыбь чукуров, широкий простор Алайской долины и красноватую гряду Алайского хребта.
Впереди возникает крутой вал больших камней — конечная морена одного из ледников пика Ленина.
Горбунов и я спешиваемся и начинаем подъем. Двигаемся медленно — высота даёт себя чувствовать. Через час мы, достигаем верхнего края морены. Перед нами раскрывается несколько километров дикого хаоса, нагромождение камней, валунов и торосов серого, грязного льда. Ледник выпирает из узкой, крутой долины, обрываясь вниз террасами в несколько ярусов.
Анероид показывает высоту в 4 тысячи метров. Десять дней тому назад я на такой же высоте тяжело болел горной болезнью. Сегодня я смог одолеть довольно трудный подъем. Организм начинает приспособляться.
Горбунов фотографирует, делает наброски ледника, сверяет с картой. Потом мы спускаемся вниз и возвращаемся к лошадям. Надо догонять караван.
Мы едем по другой тропе, ближе к Заалайскому хребту. Лошади Горбунова и Марковского идут размашистой ровной рысью. Я пытаюсь поспеть за ними на моем Федьке.
