— Когда я оформил все документы для эмиграции в Австралию, меня направили на медкомиссию. Там нашли очаговую форму туберкулеза и послали на лечение в московский НИИ за счет австралийского правительства. Только после того, как меня вылечили, нас пустили в Австралию. Работу я нашел за три недели. Русских компьютерщиков здесь сейчас очень высоко ценят. Поэтому я тоже представлялся программистом — и во время оформления документов на эмиграцию, и при поиске работы.
— А на самом деле кем работал?
— После окончания Таганрогского радиотехнического института я сразу же стал начальником цеха на корейском автомобильном заводе «Дэу». Завода, правда, тогда еще не было. Вместе с остальными членами команды я ездил в Корею заключать договор и изучать технические детали. Потом под моим руководством строился цех. Заниматься этим мне было интересно. Но потом началась рутина: гнать план и ругаться с рабочими и смежниками. Компьютер и программирование я изучал, можно сказать, в свободное от работы время. Я ведь знал, что начальники цехов в Австралии не нужны, а программистов из России ценят высоко.
— Ну и как, удается справляться с работой?
— Когда я проходил собеседования, меня заверили, что первые шесть месяцев я смогу спокойно заниматься освоением новой компьютерной системы. Этим я сейчас и занимаюсь. Мы с Аней не собираемся оставаться в Мельбурне на всю жизнь. Вот получим через два года австралийское гражданство, тогда будем решать, что делать дальше. Может, во Францию уедем. Мы там уже были два раза.
По схеме Сиднея мы определили, как добраться до выезда в сторону Ньюкасла — до станции Апфилд на городской электричке, а там немного пройти пешком.
Застопился джип с прицепом. Дэвид, по его словам, всегда подвозит хитч-хайкеров.
— Поехали со мной прямо до мыса Йорк, крайней северной оконечности Квинсленда.
Предложение было заманчивое, но несвоевременное. Поэтому у поворота на Шепартон мы расстались и вскоре уже сидели на заднем сиденье легковушки, за рулем которой сидела молодая девушка, а ее бойфренд дремал рядом, прислонив подушку к боковому стеклу. Он своим умиротворенным дыханием создавал такую сонную атмосферу, что вскоре и мы в унисон стали клевать носом.
Из Албури мы уехали с другой семейной парой.
— Мы подвезем вас только до города Кулак, там сворачиваем.
— Вот и отлично, — обрадовался я и попытался найти этот городок на карте, но безуспешно. И когда нас высадили в темноте на повороте, стало понятно почему.
Городок Кулак — это всего несколько старых одноэтажных деревянных домов возле дорожной развилки. Ярко освещен был только двухэтажный мотель с непременным пабом. Дом, стоявший на противоположной стороне дороги, с первого же взгляда показался пустым и давно заброшенным. Но мы не сразу решились проверить, так ли это на самом деле. Входная дверь открылась от легкого толчка. Внутри все несло на себе печать запустения: затхлый воздух, грязный пол, какой-то хлам, грязная посуда с остатками много лет назад не доеденной кем-то пиццы… Но что было удивительно, в кране была вода, в розетке — электричество, в одной из комнат обнаружился даже работающий телевизор. В спальне стояли кровати с матрацами, хотя и без постельного белья, в шкафу висела старая одежда, на полу валялась старая газета за 7 апреля текущего года. Никаких свидетельств того, что в доме кто-то был за прошедшие с тех пор почти два месяца, мы не обнаружили.
Ночевать в заброшенных домах неприятно — это как-то сродни незаконному вторжению на чужую территорию. В любой момент могут прийти хозяева или, что еще хуже, соседи, заметив подозрительную активность, вызовут полицию. Но на улице было так холодно, что лужи уже замерзали.
В самой уютной комнате мы сложили рюкзаки и пошли на кухню готовить себе что-нибудь на ужин. И тут из спальни послышались… голоса. В душе сразу похолодело. Ну, вот, попали! Привидения! Минуты две мы были как замороженные, но, убедившись, что ничего страшного не происходит, осторожно открыли дверь. За ней обнаружилось некое устройство с колонками, через которые транслировались радиопереговоры полицейских патрульных машин. Видимо, здесь кто-то скрывался от полиции, слушая переговоры тех, кто сидел у него на хвосте. Интереснее было другое: где он сейчас? Может, придет ночевать? Чтобы нас не застали врасплох, мы закрыли входную дверь на щеколду, а дверь в спальню еще и забаррикадировали кроватью.
Хотя отопления в доме, естественно, не было, в комнате, да еще и на толстом поролоновом матраце, было значительно теплее, чем под ясным звездным небом. Выключать радио мы не стали — пусть все остается так, как было до нашего прихода. Ночью нас никто не побеспокоил, а к доносящимся из динамиков голосам мы быстро привыкли и перестали обращать на них внимание.
Зимняя Канберра
Австралийцы создали «резервацию» для своих политиков вдали от крупных городов, в одном из самых холодных мест страны. В других частях Австралии распускались цветы или зрели фрукты, а в Канберре в самом разгаре была пора листопада. Город украсился всеми оттенками красного, желтого и оранжевого.
Перед входом на территорию Военного мемориального комплекса установлен памятник одному из самых известных австралийских солдат Первой мировой войны. Рядовой Джон Симпсон Киркпатрик 25 августа 1914 г. был принят в 3-й медицинский батальон. 25 августа 1914 г. он вместе со всеми австралийскими силами в Европе принял участие в высадке в районе Галлиполи. Среди австралийских солдат он прославился тем, что на своем осле под обстрелом перевозил раненых солдат по Шрапнельному ущелью вниз к бухте Анзак.
Здание Военного музея представляет что-то среднее между католическим собором, советским Домом культуры и мемориалом с Вечным огнем. По материалам Военно-исторического музея можно изучать не только историю, но и географию. Где только австралийцы не воевали! Во время Первой мировой войны они боролись с немецкими кораблями в Тихом океане, а сухопутные войска посылали в турецкий Галлиполи, в Месопотамию, в Македонию и другие части Европы. А во время Второй мировой войны австралийцы были замечены также в Ливии, Греции, на Крите, в Малайзии, в Новой Гвинее, на островах юго-западной части Тихого океана. В послевоенный период австралийские добровольцы побывали также в Корее и Вьетнаме. И все имена погибших, среди которых встречаются и типично русские фамилии с окончанием на «фф», выбиты на каменных плитах, опоясывающих огромный внутренний двор с Вечным огнем.
Леонид Петров познакомил нас с иранцем Али. Он провел двенадцать лет в России: с 1985 по 1997-й, но уже три года живет в Канберре.
