— У нас всего достаточно, — ответил Наб, — всего, капитан!
И оба доблестных островитянина крикнули троекратно громкое «ура» в честь своего острова.
Тем временем Гедеон Спилет, прислонившись к мачте, рисовал панораму, развернувшуюся перед глазами мореплавателей.
Сайрес Смит молча всматривался в берег.
— Ну, мистер Сайрес, — обратился Пенкроф к инженеру, — что скажете о нашем боте?
— Как будто хорошо держится! — ответил инженер.
— Отлично! А как вы думаете, можно ли предпринять на нем длительное путешествие?
— Какое путешествие, Пенкроф?
— Ну, например, на остров Табор?
— Друг мой, — ответил Сайрес Смит, — я думаю, что в случае нужды можно без колебания вверить свою судьбу «Бонадвентуру» и даже предпринять более длительное путешествие; но знайте, я бы не хотел отпускать вас на остров Табор, вам там делать нечего.
— Надо же познакомиться с соседями, — ответил Пенкроф, упрямо настаивавший на своем. — Остров Табор — наш единственный сосед! Хоть из вежливости следует его навестить!
— Черт возьми, — заметил Гедеон Спилет, — наш друг Пенкроф, оказывается, соблюдает светские приличия!
— И не думаю, — проворчал моряк, которого сердил отказ инженера, хотя ему и не хотелось его огорчать.
— Слушайте, Пенкроф, ведь нельзя же пускаться в плавание без спутников?
— Одного спутника с меня достаточно.
— Предположим, — ответил инженер. — Следовательно, из-за вас колония острова Линкольна может лишиться двух поселенцев, а ведь всего-то нас пятеро!
— Шестеро, — заметил Пенкроф, — вы забыли Юпа.
— Семеро! — добавил Наб. — Топ не хуже нас с вами!
— Риска тут никакого нет, мистер Сайрес, — возразил моряк.
— Может быть, Пенкроф; но повторяю, вы подвергаете себя ненужной опасности.
Упрямый моряк не ответил, но про себя решил при случае возобновить разговор. Он не думал, что случай так скоро придет ему на помощь и превратит его ничем не оправданную прихоть в человеколюбивый поступок.
После плавания в открытом море «Бонадвентур» приблизился к берегу, направляясь к порту Воздушного шара. Следовало выяснить, может ли он пройти между отмелью и подводными рифами, так как колонисты собирались постоянно держать судно в этой маленькой бухте.
До берега оставалось всего полмили, и приходилось лавировать, чтобы идти против ветра. Плыли медленно — высокие берега ослабляли силу ветра, и он лишь слегка наполнял паруса; под его порывами по зеркальной поверхности моря изредка пробегала рябь.
Герберт, стоявший на носу и указывавший фарватер, вдруг крикнул:
— Держи к ветру, Пенкроф, держи к ветру!
— Что такое? — спросил, вставая, моряк. — Скала?
— Нет… подожди-ка, — ответил Герберт, — не разгляжу… держи к ветру… так, хорошо… чуть-чуть вперед…
Говоря это, Герберт свесился через борт, быстро опустил руку в воду и крикнул:
— Бутылка!
Он держал закупоренную бутылку, которую поймал в нескольких кабельтовых от берега.
Сайрес Смит взял бутылку, молча вышиб пробку и вытащил кусок подмокшей бумаги, на котором можно было разобрать такие слова:
Потерпел кораблекрушение… Остров Табор 153° западной долготы, 37°11′ южной широты.
Решено плыть. — Предположение. — Сборы. — Три пассажира. — Первая ночь. — Вторая ночь. — Остров Табор. — Поиски на песчаном берегу. — Поиски в лесу. — На острове никого нет. — Животные. — Растения. — Жилье. — В домике пусто— Кто-то потерпел кораблекрушение, — крикнул Пенкроф, — и совсем один живет в каких-нибудь ста милях от нас, на острове Табор! Ну, мистер Сайрес, теперь вы не станете противиться путешествию!
— Не стану, Пенкроф, — ответил Сайрес Смит, — и надо отправляться как можно скорее.
— Завтра?
— Завтра.
Инженер несколько секунд рассматривал бумагу, которую вытащил из бутылки. Он о чем-то размышлял, потом произнес:
— На основании этого документа, друзья мои, можно сделать следующие выводы: во-первых, пострадавший, с острова Табор — человек, сведущий в морском деле, ибо широта и долгота острова, указанные им, совпадают с теми, которые мы определили с точностью до одной минуты; во-вторых, он англичанин или американец, так как документ написан по-английски.
— Вполне логичное замечание, — заявил Гедеон Спилет, — вот вам и разгадка; понятно, откуда ящик, который мы нашли на берегу. Произошло кораблекрушение, раз нашелся человек, потерпевший крушение. И кто бы он ни был, а ему повезло, что Пенкрофу пришла мысль построить бот и сегодня испробовать его; день промедления — и бутылка, пожалуй, разбилась бы о подводные камни.
— Правда, — проговорил Герберт, — как хорошо, что «Бонадвентур» прошел мимо, пока бутылка держалась на воде.
— А вам не кажется это странным? — спросил Сайрес Смит Пенкрофа.
— Мне кажется, что это счастливый случай, вот и все, — ответил моряк. — А вы разве видите в этом что-то необычное, мистер Сайрес? Ведь бутылка куда-нибудь да попала бы? Почему бы ей и не попасть сюда?
— Быть может, вы и правы, Пенкроф, — ответил инженер, — однако…
— Но ведь ничто не доказывает, — заметил Герберт, — что бутылка уже давно плавает по морю?
— Ничто, — ответил Гедеон Спилет, — и даже записка как будто написана недавно. Что вы об этом думаете, Сайрес?
— Трудно сказать, но мы непременно все выясним! — ответил Сайрес Смит.
Во время этого разговора Пенкроф не сидел сложа руки. Он повернул на другой галс, и «Бонадвентур» на всех парусах помчался к мысу Коготь. Каждый думал о человеке, заброшенном судьбой на остров Табор. А вдруг они опоздали и его не спасти? В жизни колонистов произошло большое событие. Они сами потерпели крушение, но боялись, что этому человеку не так повезло, как им, и считали своим долгом поспешить на помощь несчастному.
«Бонадвентур» обогнул мыс Коготь и в четыре часа стал на якорь возле реки Благодарения.
В тот же вечер колонисты подробно обсудили план путешествия. Благоразумнее всего было отправиться на остров Пенкрофу и Герберту, так как оба умели управлять судном. Отплыв на другой день, 11 октября, они могли пристать к острову тринадцатого днем, ибо при попутном ветре за двое суток легко было пройти сто пятьдесят миль; день они пробудут на острове, три-четыре дня потратят на обратный путь, значит, 17 октября они должны вернуться на остров Линкольна. Погода стояла прекрасная, барометр плавно поднимался, направление ветра как будто установилось, — словом, все благоприятствовало отважным путешественникам, которые покинули свой милый остров из чувства долга и из любви к ближнему.