Конечно, было бы ошибочным считать, что медведи не встречаются друг с другом. В 1937 году, работая на Тункинских Альпах, в долине Китоя, мы наткнулись на только что загрызенного медведя. Это был крупный самец. Сломанные кусты, валежник, клочья шерсти, выбитые ямы в земле свидетельствовали о продолжительной и жестокой борьбе, предшествовавшей развязке. Стали разбираться в следах и обнаружили, что на этом же самом месте предыдущей осенью был задавлен другой медведь, а весною возле его останков сошлись эти два лесных великана. К нашему удивлению, победитель и кусочка мяса не съел поверженного им врага. Он был тяжело ранен, смог уйти от места схватки километра два, и там его, уже околевшего, нашли собаки.
В августе 1944 года, пробираясь с группой геодезистов в верховья Подкаменной Тунгуски, мы с Василием Николаевичем убили медведя в момент, когда он зарывал в мох только что задавленного им собрата. Оба они были крупные и, как братья, схожи между собой.
И, наконец, сегодня мы были свидетелями неподражаемой по свирепости драки двух самцов. Ссора между ними произошла, конечно, не из-за шишки, да и в первом случае, на Китое, не из-за голой кости, недогрызенной росомахой. Медведь привык, чтобы все боялись его, прятались, бежали от него.
Следующий день ушел у нас на отделку шкур и черепов. Собаки крепко спали и во сне все еще продолжали нападать на медведей. Какая-нибудь из них вдруг взвизгнет и, не просыпаясь, задергает ногами, будто кого-то догоняя, или обе разом слают и, пробудившись, удивленно смотрят по сторонам.
Медведей волоком стащили в лощину
К вечеру пришел Пресников с ребятами. В этот же день мы волоком стащили убитых зверей в соседний распадок, разделали их там и утром ушли с добычей к Лебедеву. С последнего отрога нам хорошо была видна отстроенная пирамида на большом гольце. Там еще копошились люди.
IV. В обратный путь. – Рождение Майки. – Драка белохвостых орланов. – Тайна старых пней. – Слепота Улукиткана. – Ночевка на Большом Чайдахе
.
Дни стоят теплые. В воздухе разлита ласкающая весенняя прохлада. Величава и спокойна тайга, но это только кажущееся спокойствие: внутри каждого дерева, каждого кустика идет огромная созидательная работа. День и ночь их корни всеми своими мочками сосут влагу из земли, обильно напоенной недавно стаявшим снегом. Уже распушились белоснежными хлопьями тальники, пожелтели сережки на ольхах, хотя их корни еще лежат под снегом. На крошечных лужайках еще нет зелени, цветов, но и тут идет неутомимая деятельность по обновлению покрова. Хорошо в эти майские дни в тайге!
Подразделение Лебедева закончило работу на гольце, и тринадцатого мая мы свернули лагерь. Наш путь идет к Мае. Караван в двадцать нарт, груженных снаряжением и мясом, медленно пробирался сквозь замшелую лиственничную тайгу. В долине уже мало осталось снега. Под полозьями черная маристая земля да кочки с водой. Олени идут натужно, горбя худые, покрытые свищами спины и вытягивая из-под лямок тонкие, облезлые шеи. Чаще и чаще слышится понукание каюров, но животные слабеют, и мы идем все медленнее и медленнее.
Кое-как добираемся до Кунь-Маньё. По широкой долине уже пронеслась весна, не оставив для нас ни одной полоски снега. Олени ложатся, не идут дальше. Делаем лабаз и оставляем на нем половину груза. Но и с облегченными нартами уставшие животные еле-еле плетутся.
По пути еще бросили часть груза и только поздно вечером добрели до табора наших проводников.
– Я же говорил, птица вон как далеко летает, а старое гнездо не забывает, – тепло встречает нас Улукиткан и подает поочередно всем свою маленькую руку. – Однако, не плохо съездили, – добавляет он, кивая головой в сторону нарты с медвежьими шкурами.
– Неплохо, трех добыли, – ответил Василий Николаевич. – Чего не приходил, мяса было много, жирное.
– Знаю, шкура без мяса не бывает, да все равно не пошел бы. Худой тут стоянка оказался, волки один олень кушали, остальных разогнали, насилу да насилу собрал их. Уходить надо скоро отсюда.
– Теперь тут, Улукиткан, делать нам нечего, работу закончили, завтра будем перебираться на Маю.
– Тогда хорошо. Поедем новое место, там и глазам и языку найдется работа, а тут уже все надоело, – отвечает старик и принимается распрягать оленей.
Мы здороваемся с остальными.
Из боковых расщелин надвигается ночь. Олени отпущены, груз сложен, палатки поставлены. В лагере по-праздничному шумно. Потрескивает костер, жадно пожирая сушняк. В котлах аппетитно парится медвежье мясо. На вешалах сушатся портянки, одежда. Каюры пьют чай.
– Что нового, Геннадий, в эфире? – спросил я радиста.
– Ничего срочного нет. В подразделениях затишье, везде распутица, реки ни вброд, ни вплавь никого не пускают.
– Кто на связи есть?
– Все партии и Хетагуров. Утром кто нужен будет?
– Вызывай Хетагурова и штаб, остальные пусть следят за нашими переговорами, может, кто понадобится. Королев где, не слышно?
– Работает. Получена сводка за первую декаду мая, у него уже построен один пункт. Сегодня переехал со своим подразделением на Джегорму.
– Как здоровье его, не знаешь?
– Ожил, шутит, говорит: после Алгычанского пика силища из меня прет, могу с медведем схватиться.
– Если шутит – значит хорошо, несчастный не смеется, – вмешался в разговор Улукиткан.
После ужина лагерь опустел. Погас костер. По мари бесшумно бродили олени. Сквозь сон я слышал в палатке каюров сдержанный разговор на эвенкийском языке, сочное почмокивание губами, хруст костей. Позже лаяли собаки, кричал дежурный пастух, в тайге загорались сторожевые огни. Затем снова наступило затишье, и никто не заметил, как начало светать, как красной бровью загорелась весенняя зорька. Еще больше хотелось спать.
Меня разбудил Геннадий:
– У микрофона Хетагуров, что передать ему?
Я вскочил, оделся, плеснул в лицо несколько пригоршней холодной воды и уселся за аппарат.
– Здравствуй, Хамыц! Извини, что так рано побеспокоил. Вчера только спустился с гор. Что нового на твоем участке?
– У нас распутица, пятый день отсиживаемся на берегу Чагара. Представляешь: мари залиты водой, речки дурят, ни на нартах, ни выочно не можем итти. Так, видимо, и у всех подразделений, работающих по Удской долине. Вчера говорил с начальником партии Нагорных, его топографы заканчивают обработку береговой полосы, а для переброски их вглубь материка просят дополнительный транспорт. Базисная партия Трескова находится на площадке, ведет подготовительные работы. Как спадет вода, приступает к измерениям. У остальных без перемен. Как у вас дела и какие планы на ближайшие дни?
