— Какие глупости, Хас-се! Вместе мы пустились в путь, и я не покину тебя в минуту опасности. Твои друзья — мои друзья, твои враги — мои враги. Не думай обо мне и поступай так, как ты считаешь нужным, а я последую за тобой, куда бы ты ни пошел.
Хас-се ничего на это не ответил и только улыбнулся, словно хотел сказать: «Хорошо, Та-ла-ло-ко, я принимаю твое предложение, и вместе мы пойдем навстречу опасности».
В обычных условиях Хас-се вряд ли счел бы благоразумным пересекать пруд при ярком дневном свете, когда на противоположном берегу могла быть устроена засада. Но сейчас он решил рискнуть, надеясь, что людям, сидевшим в каноэ, не придет в голову оглянуться и посмотреть, не следует ли кто-нибудь за ними.
Быстро пересекли они заводь. Хас-се зорко всматривался в заросли на противоположном берегу, но ничего подозрительного не заметил. На узких просеках среди темных кипарисов не видно было никаких следов человека. Они ввели каноэ в узкий канал; течение было едва заметно, но Ренэ, к великому своему удивлению, убедился в том, что поток течет в сторону, противоположную той, в какую текла река, извивавшаяся среди солончаков. Хассе приказал ему хранить молчание, и Ренэ не проронил ни слова, но твердо решил найти объяснение этому странному явлению.
Впоследствии он узнал, что река, по которой они поднимались, и та, по какой они сейчас спускались, обе берут начало в великих болотах и связаны многочисленными каналами, но в то время, как одна течет на восток, к Атлантическому океану, другая несет свои воды на запад и впадает в Мексиканский залив.
Считая себя незамеченными, мальчики едва не попали в западню. Хитрый Кат-ша привык быть всегда настороже; он знал, что за каждым деревом может притаиться враг, каждое дыхание ветерка может принести боевой клич врага. Когда каноэ его вошло в канал и скрылось в тени кипарисов, он оглянулся и увидел, как блеснуло весло над гладью пруда. Тотчас же он понял, что кто-то преследует его, подобно тому, как сам он преследует племя Микко.
О своем открытии он сказал Читте, а тот посоветовал выйти на берег, спрятаться и подстеречь преследователей. Но Кат-ша был умнее и опытнее, чем Читта.
— Если преследователи нас заметили, — сказал он, — они ждут, что мы устроим засаду как раз здесь, у входа в канал. Нужно обмануть их ожидания. Благополучно миновав опасное место, они подумают, что мы их не видели. Поплывем дальше.
Сделав еще около мили, Кат-ша остановил каноэ. В этом месте ползучие растения свешивались над водой, а прибитые к берегу затонувшие деревья мешали плаванию. Здесь поток был так узок, что едва хватало места для одного каноэ. Вытащив свое суденышко на сушу, они спрятали его в кустах.
Кат-ша притаился на одном берегу, Читта на другом; оба были скрыты густой завесой ползучих растений. Достав луки и стрелы, они терпеливо стали ждать.
Хас-се и Ренэ осторожно плыли по каналу, понятия не имея о расставленной для них ловушке. Когда оставалось четверть мили до того места, где устроена была ловушка, Хас-се прошептал:
— Там, дальше, река суживается. Смотри внимательно, Та-ла-ло-ко, прислушивайся к каждому шороху.
Ренэ ответил ему также шепотом:
— Я смотрю в оба, Хас-се… Ах, что это?
Где-то треснула ветка, и мальчики, подняв весла, стали прислушиваться. Каноэ было предоставлено самому себе, и течением его отнесло к полузатонувшему дереву. Ренэ опустил руку в воду, чтобы оттолкнуться от ствола, но тотчас же ее выдернул и тихо вскрикнул: длинная водяная змея из породы мокасинов скользнула по стволу и уплыла к тинистому берегу.
Услышав приглушенный крик Ренэ, Хас-се быстро оглянулся и увидел мокасина, скользнувшего в воде. Заметил он и капельку крови на пальце своего друга.
Не говоря ни слова, молодой индеец бросился к Ренэ, вытащил из ножен маленький острый кинжал, расширил им ранку и стал высасывать из нее кровь, после чего прополоскал рот водой.
Потом он взял пригоршню ила и обложил им больной палец. Схватив весло, он повернул нос каноэ к верховьям потока, и они поплыли назад, к маленькой лагуне, где росли какие-то странные водяные лилии. Хас-се захватил охапку их и вырвал с корнем. Взяв одну луковицу, он размял ее, смыл грязь с руки Ренэ и приложил луковицу к ранке.
Рука распухла и сильно болела, но корень лилии, приложенный к пальцу, сразу успокоил боль. Ренэ вздохнул с облегчением и стал благодарить своего друга.
— Это лекарство знают все мои соплеменники, — отозвался тот.
Помолчав, он с гордостью добавил:
— Бледнолицые умеют делать вещи, которых нет у нас, индейцев, но они не знают того, что знаем все мы. Где водятся ядовитые змеи, там всегда можно найти растение, делающее яд их безвредным. Этого белые не знают. Скоро рука твоя перестанет болеть, и ты забудешь о читта-уива, великой водяной змее.
— Это поразительно! — воскликнул Ренэ. — Если ты поедешь со мной во Францию и привезешь этих луковиц, мой народ будет почитать тебя, и ты прослывешь великим лекарем.
Хас-се только покачал головой и улыбнулся в ответ на это предложение. Потом он сказал:
— Ты должен полежать спокойно и смачивать руку холодной водой, а я отправлюсь на разведку. От лагуны начинается узкая тропинка; река делает здесь крутой поворот, огибая мыс, а тропинка пересекает этот мыс, и, пробираясь по ней, я, быть может, догоню тех, что плывут впереди, и узнаю, кто они. А ты жди меня здесь.
Ренэ охотно согласился. Когда ушел Хас-се, он глубоко задумался. Вспомнился ему форт Каролина, Лодоньер, боровшийся с первыми приступами лихорадки, гарнизон маленькой крепости, которому грозила голодная смерть. И в первый раз захотелось ему вернуться и разделить с товарищами все невзгоды. Но о возвращении нечего было и думать. Он понимал, какое значение имеет предпринятое им путешествие. Потом вспомнились ему Франция, родной дом и старый Франсуа. Как удивился бы старик, если бы увидел сейчас эту темную лагуну, странные растения и деревья на берегу, и его, Ренэ, лежащего на дне лодки!
Вдруг мальчик вздрогнул, услышав легкий плеск и заглушенные голоса. Осторожно приподняв голову над бортом лодки, он увидел у входа в лагуну, где спрятано было его суденышко, другое каноэ, в котором сидели два индейца. Нос каноэ был повернут к верховьям реки, но индейцы перестали грести и, казалось, обсуждали вопрос, стоит ли исследовать берега этой лагуны. Одного из них Ренэ узнал — то был Читта, другого же он видел впервые.
Затаив дыхание, мальчик следил за ними; его самого не было видно — широкие листья лилий вставали перед ним зеленым барьером. Индейцы говорили так тихо, что он не мог расслышать ни одного слова. От результата этих переговоров зависела его судьба. Он слышал от Хас-се, что Читта его ненавидит, а Читта был не из тех, кто щадит врагов.
