— А как вам нравится ваше жилище наверху? Оно старательно укрыто? Так как я намерен возвратить вас туда, то в ваших же интересах описать мне поподробнее его местоположение.
Теперь он ответил быстро, почти мгновенно:
— Этого я ни за что не сделаю.
— Ну, это мы еще посмотрим. Вы уехали из Альмадена один?
— Да, — ответил он столь же быстро.
— Но я припоминаю, что видел, как вы подали тайный знак кому-то, когда помчались от нас.
— Это я проделал только для того, чтобы обмануть вас. Возможно, обратил внимание на какой-то шум.
— Может быть. Но почему же вы так громко кричали во время своего бегства?
— От… страха.
— Подобное признание вы сделали с большим трудом, и, пожалуй, только для того, чтобы скрыть правду. Был ли позади вас еще кто-то, для кого вы и выкрикивали наши имена? Меня бы очень удивило, если бы вы отправились в такую поездку в одиночку. Ведь в подобных случаях очень легко попасть в положение, когда потребуется помощь спутника. Вы жили в лагере со своим отцом и сеньором Мелтоном?
— Не задавайте лишних вопросов! Вы же знаете, что я не буду на них отвечать.
— Если от этого будет зависеть ваша жизнь, то вы станете разговорчивее?
— И в этом случае вы не получите ответа. Я и не подумаю предавать собственного отца. Что же до моей жизни, то она, видимо, в вашей власти, но я знаю, что вы не убийца, а кроме того, я убежден, что доживу до преклонных лет.
— Как вы хотите! Не буду больше вас утруждать, а жилище вашего отца мы найдем в любом случае и без вашего участия.
Однако то обстоятельство, что он подал какой-то знак, а потом громко выкрикивал наши имена, заставило меня задуматься. Его следы еще хорошо сохранились. Мимбренхо, ловившие его лошадь, должны были их видеть, но когда я о них справился, они объяснили, что видели только одинарный, а не двойной след. Это меня немного успокоило, по крайней мере, на время.
У меня вообще-то были ведь и другие дела. Много вопросов возникало в связи с фургонами и их грузом. Я должен был все разузнать и обо всем решить, а потому посчитал за лучшее пока что не давать каких-либо распоряжений. Мы присоединились к каравану, а позднее могли действовать, смотря по обстоятельствам. Но уже теперь было ясно, все пять возниц являются нашей надежной поддержкой.
С момента нашего выступления следы Уэллера указывали для меня путь. Я ехал во главе каравана, чтобы читать их, но сначала это было невозможно, потому что при погоне мы затоптали их. Когда же мы миновали место, где остановилась лошадь Уэллера и мы его ловили, следы стали весьма ясными. И тогда я, к своему изумлению, увидел тройной след. Оказывается, навстречу нам ехали два всадника, а возвращался назад лишь один. Конечно, я сейчас же обратил на это внимание Виннету, и он мгновенно согласился со мной: у Уэллера был спутник. По какой-то причине Уэллер несколько опередил его, и когда заметил нас, приблизился к каравану. Спутнику же он подал какой-то знак: мол, я увидел повозки, а позднее своим криком Уэллер вынудил этого спутника поспешно бежать, чтобы сообщить о нашем прибытии в эти края.
Когда мы все обменялись мнениями, выяснилось, что в то время, как мы все следили за Уэллером и асьендеро, один из полицейских увидел второго всадника, тоже белого, появившегося в том же самом месте, но потом быстро исчезнувшего. То, что разиня-полицейский только теперь сказал нам об этом, вряд ли можно было простить, потому что второй всадник должен был быть либо отцом Уэллера, либо самим Мелтоном. Преследование этого всадника я посчитал ненужным. Такую погоню могли провести только я да Виннету, а если мы далеко уедем, то все оставшееся общество весьма странного состава могло бы перессориться и разбежаться.
Мы были вынуждены остаться возле повозок и ехать очень медленно за ними. Наверняка спутник Уэллера далеко опередил нас, и, конечно, его сообщение о нашем прибытии подняло на ноги весь Альмаден. Теперь нам уже нечего было рассчитывать застать врагов врасплох. Наоборот, я теперь начал уже обдумывать, как они поступят. Пожалуй, они не будут ждать нашего приближения, а выступят навстречу и устроят засаду, чтобы в подходящем и удобном для них месте напасть на нас и уничтожить.
Больше всего меня беспокоило то, что неизвестный знал наши имена, потому что их громко кричал молодой Уэллер. Значит, он действительно прилежно потрудился, чтобы юма были готовы к нашей встрече. Само собой разумеется, что я основательно обругал асьендеро, потому что он был виновен во всем, но не хотел этого понимать.
И снова дорога побежала под нашими ногами или, скорее, под конскими копытами. Я опасался отпускать одного Виннету вперед и поехал вместе с ним. Могло ведь случиться и так, что неизвестный всадник прервет свое бегство и постарается еще понаблюдать за нами. В таком случае ему будет необходимо спрятаться с лошадью в лесу, а значит, надо было очень внимательно присматриваться к его следам.
Однако вскоре мы убедились, что он ускакал. За нами двоими ехал Убийца юма со своим братом, а между ними находился Плейер. Его я намерен был держать поблизости от себя, так как он, в сущности, был нашим проводником. Уэллера окружали мимбренхо.
Дорога уходила в гору. По обе ее стороны сначала раскинулся лес, потом деревья остались только с левой стороны, но вскоре они кончились. Теперь вокруг простиралась травянистая равнина, так что следы можно было читать столь же легко, как крупные буквы на страницах букваря.
Теперь было совершенно ясно видно, что двое всадников ехали нам навстречу, но только один из них скакал перед нами. Через лес он двигался быстрым шагом, а выехав на равнину, пустил лошадь в галоп. Но перед этим он, как уже было сказано, сошел с лошади. Зачем? Чтобы выяснить это, мы оба, то есть Виннету и я, спешились и занялись осмотром местности. Носки его обуви были направлены в сторону лошади, а каблуки то сильнее, то слабее вдавливались в землю. Я вопрошающе посмотрел на Виннету, он утвердительно кивнул, потому что понял: мое мнение совпадает с его собственным. Именно на этом месте всадник подтягивал подпругу, чтобы поувереннее чувствовать себя в седле при скачке. Затем, апач указал в сторону, где трава была так примята, словно на ней лежали два предмета, тонких с одной стороны и широких — с другой.
— Уфф! — сказал он при этом. — Это не удивляет моего брата Шеттерхэнда?
— Интересно. У человека было два ружья, которые он при затягивании подпруги отложил в сторону, чтобы освободить себе руки.
— Я знаю только одного человека, который ездит с двумя ружьями, и этот человек — ты. Одно ружье — собственность улизнувшего от нас всадника, другое ему не принадлежит.
