Моя лошадь вела себя беспокойно. Поэтому я выпрыгнул из седла, отбросил штуцер и взялся за медвежебой. Как раз тогда, когда я поднял его тяжелый ствол, человек навел на женщину и детей свое ружье. Времени на прицеливание у меня было мало — я почти сразу надавил на спуск. Раздался выстрел, повторенный стенками ущелья. Тяжелое старое ружье звучало в горах, как мортира. Человек лежал на вершине скалы. Я видел из-за большого расстояния только его голову и локоть, да и то не слишком отчетливо. Мне показалось, что после моего выстрела голова незнакомца дернулась в сторону, но он не откинулся назад, а рука все держала направленное вниз ружье. Я послал вторую пулю. Человек все еще не исчезал, но и не стрелял. Поэтому я быстро перезарядил ружье. Но здесь я увидел, что трое моих подзащитных снова выдвинулись вперед, а один из мальчишек закричал мне:
— Не стреляйте больше — он мертв. Сейчас мы к вам спустимся.
Случается, что после битвы трупы солдат находят точно в таком положении, в каком их застала пуля. Может, и эта внезапная неподвижность объясняется той же причиной? Я видел, как трое спускались вниз, пошел к ним навстречу и столкнулся с ними у подножия скалы. Женщина была еще молода; по индейским понятиям, она была очень красивой скво[49]. Мальчишкам, примерно, было одному пятнадцать, другому — семнадцать лет. Их изодранная одежда свидетельствовала о том, что они давно уже находятся в пути. Я протянул каждому из этой троицы руку и спросил, как это принято у индейцев, предпочтя обратиться скорее к ребенку, чем к женщине, у старшего:
— Своих врагов ты знаешь?
— Бледнолицего нет, а обоих краснокожих знаю. Старший был Вете-йа[50], вождь племени юма; другим был Гати-йа[51], его сын.
Они были очень молоды и, возможно, еще не получили имени, а я не хотел быть невежливым, спрашивая об их взаимоотношениях с врагами, поэтому осведомился следующим образом:
— Я не знаю ни Большого, ни Малого Рта и никогда о них не слышал. Какие основания были у этих краснокожих, чтобы убить вас?
— Много лун назад они напали на наше племя и хотели ограбить нас, хотя мы до того жили с их народом в мире. Мы заранее узнали о нападении и победили племя юма. При этом вождь был взят в плен. Налгу Мокаши[52], наш отец, предложил ему честный поединок и победил в схватке. Но вместо того, чтобы убить врага, он позволил ему бежать. Это у нас считается большим позором, так как говорит о неуважении к врагу, о чем ты, пожалуй, не знаешь, потому что ты бледнолицый.
— Я знаю об этом, потому что мне очень хорошо известны обычаи и привычки краснокожих. Много лет и много зим я общался с храбрыми индейскими племенами, в том числе и с Сильным Бизоном, вашим отцом; с ним я раскурил трубку мира.
— Значит, ты не обычный бледнолицый, и твое имя должно быть очень известным, потому что наш отец — храбрый воин и возьмется за калюме[53] только в присутствии знаменитого человека.
— Вы узнаете мое имя. А теперь рассказывай дальше, как вы оказались здесь, как встретились с двумя юма и с белым человеком.
— Вот эта скво — наша шилла[54]. Когда она еще была девочкой, к нам прибыл вождь племени опата, заявив о своем желании взять ее в жены. Отец позволил ей следовать за ним. Мы очень тосковали по ней и захотели навестить ее. В продолжение двух лун мы жили у опата, а когда собрались уезжать, она поехала с нами, чтобы увидеться с отцом.
— Это было непредусмотрительно!
— Простите! Со всеми племенами мы живем в мире; отряд опата сопровождал нас большую часть пути, а когда мы с ними расстались, и они, и мы были убеждены, что о какой-либо опасности и думать нечего. Юма живут далеко отсюда, и мы не могли предполагать, что их вождь окажется в этих краях. Каждый порядочный охотник оставит в покое женщину и детей. Но Большой Рот узнал нас и обстрелял. Мы еще не стали воинами, поэтому нам еще не присвоили имен. С нами были только лук да стрелы, и защититься мы не могли. Поэтому мы быстро соскочили с лошадей и решили спрятаться в скалах. Мы успели скрыться за скалу, и если бы враги осмелились подобраться к нам, мы убили бы их стрелами. И тем не менее мы бы погибли, если бы ты не спас нас, потому что Большой Рот, когда увидел, что мы защищены скалой от пуль, послал своего сына забраться по склону еще выше нас и расстрелять нас оттуда!
— А белый тоже стрелял?
— Да, хотя мы его не знали и ничего плохого ему не сделали. Он отдал даже Маленькому Рту свое ружье, потому что оно было двуствольное, а значит, можно было скорее и легче убить нас. Этот белый заслуживает за свой поступок смерти, и он должен будет умереть, как только мы его встретим. Я хорошо рассмотрел его лицо.
При этих словах он вытянул свой нож и сделал им такое движение, словно протыкал кому-то сердце. Я видел, что мальчик говорил вполне серьезно. Тут я вспомнил о тех словах, которые вырвались у Большого Рта, когда моя пуля попала в его руку. Поэтому я спросил:
— Может быть, тебе знаком язык юма?
— Мы знаем очень много их слов.
— Тогда, может быть, ты сможешь сказать, что означают слова «таве-шала»?
— Это я очень хорошо знаю. Они означают: «Дробящая Рука». Такое имя носит один великий белый охотник, друг знаменитого вождя апачей Виннету. Бледнолицые называют его Олд Шеттерхэндом, и наш отец однажды сражался вместе с ним против команчей, а потом выкурил трубку мира и вечной дружбы. А где ты слышал эти слова?
— Их выкрикнул Большой Рот, после того как я всадил ему пулю в руку.
— Ты сделал это так, как обычно поступает Олд Шеттерхэнд. Он не убивает врага, а только обезвреживает его. Его пули никогда не проходят мимо цели. Он посылает их либо из медвежебоя, поднять который может только очень сильный мужчина, или из ружья с коротким стволом, куда он набивает столько пуль, что стрелять можно бесконечно…
Он прервался посреди фразы, внимательно осмотрел меня сверху вниз, а потом закричал, повернувшись к сестре и брату:
— Уфф! Как слепы были мои глаза! Этот меткий стрелок попал в нашего врага с такого большого расстояния. Посмотрите на тяжелое ружье в его руках! Там, где он стоял прежде, лежит второе ружье, которым он раздробил руку Большого Рта. Вождь назвал его Таве-шала. Пусть мой юный брат и моя сестра отступят в почтении, потому что мы находимся перед великим белым воином, о котором наш отец, великий герой, говорил, что он ни с кем не может его сравнить!
Таков был индейский обычай восхвалять достоинства другого человека, часто их преувеличивая. Юноша, не смущаясь, говорил мне комплименты прямо в глаза. Все трое отступили назад и низко склонились передо мной; однако я протянул им руку и сказал:
