Вряд ли произошедшее можно было назвать любовной ссорой, и всё же они расстались со сладостным, искренним чувством примирения.
В скорби она стоит у лесной могилы,
И её душа в молитве стремится ввысь;
Её жизнь была сплошным одиночеством,
С которым она примирилась.
Сара с лёгкостью оленёнка спешила по лесной тропе, по которой когда-то так часто ходила, и её сердце билось сильнее при виде каждого знакомого куста или дерева, служивших вехами на её пути.
– Бедная женщина, она, должно быть, очень одинока, – бормотала Сара, когда её путь пересекали золотистые бутоны лавра или виноградные усики, говорившие о том, что теперь здесь редко кто ходит. Она загрустила при мысли о своей подруге, но, несмотря на это, то и дело останавливалась, чтобы посмотреть, как серая белка прыгает по ветвям, которые качались и шелестели над головой. Она с обычной робостью улыбнулась, когда стройный уж подполз к её ногам, извиваясь на тропе, как цепь живых изумрудов. Его маленькие глаза сверкнули, как искорки, его крошечные челюсти раскрылись, и оттуда высунулся острый язычок, похожий на раскалённую, раздвоенную на конце иглу. Подавляя ребяческий страх, она заставила себя посмотреть на безобидную змею, а затем свернула в сторону и направилась к Страке.
К своему разочарованию, она обнаружила, что вигвам пуст, но вдоль опушки леса была протоптана ведущая к озеру тропа, которую Сара раньше не видела. Она свернула на эту тропу с неясным ожиданием встречи со своей подругой; она плутала по лесу около мили, когда в спокойном воздухе послышался напев дикой, печальной, заунывной песни.
Ещё несколько шагов, и юная девушка оказалась на небольшой поляне, окружённой молодыми деревцами и цветущими кустами. Высокая трава спускалась с небольшого пригорка посередине к краю поляны, и всё это место затеняли свисающие ветви великолепной тсуги.
Когда юная девушка поняла, что пригорок имеет форму могилы, её сердце затрепетало от благоговения. В голове могилы нависал большой розовый куст, усыпанный цветами, а сквозь заросли шиповника, который отделял её от озера, виднелась покрытая рябью водная гладь.
Сара вспомнила, что могила индейского вождя находилась у самого края воды и что она много лет назад подарила Малеске розовый куст, и сейчас этот куст стоял перед ней, источая ароматы над местом упокоения.
Этого было достаточно, чтобы убедиться в том, что она стоит у могилы того самого воина, но под тсугой, сложив руки на груди и подняв спокойное лицо к небу, сидела Малеска. Её рот был полуоткрыт, и из него прорывалась песня, которую Сара слышала издалека. Это был печальный, приятный напев, который сочетался с покрытой рябью водой и нежным покачиванием ветвей тсуги.
Сара не двигалась, пока последняя нота не затихла над озером, затем она вышла на поляну. Индейская женщина увидела её, поднялась, и её лицо озарилось выражением радости.
– Птицы так не радуются весне после долгой зимы, когда снег покрывает всю землю, как бедная индианка при виде своей девочки, – сказала она, взяв руку Сары и поцеловав её со смешанным чувством почтения и любви. – Сядь и позволь мне снова услышать звук твоего голоса.
Они обе сели под тсугой.
– Моя бедная подруга, вы так одиноки и, боюсь, больны; как вы исхудали за время моего отсутствия, – сказала Сара, разглядывая изменившиеся черты индианки.
– Теперь я снова счастлива, – ответила индианка со слабой, прелестной улыбкой. – Ты будешь приходить ко мне каждый день.
– Да, пока я буду дома, но… но… скоро я снова уеду.
– Не нужно слов, я читаю всё по твоему голосу, по свету скромных глаз, хотя шёлковая лента прикрывает их, как листья фиалку, по сиянию твоих щёк; мужчина пришёл, чтобы забрать тебя из дома, – с весёлой улыбкой сказала индианка. – Ты думала, что одинокая женщина не умеет читать знаки любви? Что сама она никогда не любила?
– Вы?
– Не смотри так дико, лучше расскажи о себе. Когда ты выходишь замуж?
– Через четыре дня.
– И где теперь будет твой дом?
– На Манхеттене.
Наступила тишина. Сара смотрела на траву. Тёплая кровь прилила к её щекам, она была смущена, но всё же страстно желала побольше рассказать о предмете, который переполнял её юное сердце. Индианка не двигалась, погружённая в печальные мысли, вызванные последним произнесённым словом; наконец она взяла свою подругу за руку и заговорила; её голос был печален, и в глазах стояли слёзы.
– Через несколько дней ты снова уедешь… о, это так утомительно – быть одинокой… без любви сердце чахнет. У меня был любимец – маленький крапивник, который после твоего отъезда свил гнездо под крышей моего вигвама. Он был моим спутником раньше, будет им и теперь. Не смотри на меня с такой жалостью, лучше расскажи, кто этот человек, из-за которого к твоим щекам приливает горячая кровь? Какой у него характер? Любит ли он тебя той любовью, которую ты заслуживаешь? Он хороший, храбрый?
– Он говорит, что любит меня, – ответила юная девушка, краснея ещё больше, и когда она на миг подняла глаза, её лицо озарила прекрасная улыбка.
– А ты?
– У меня нет опыта, и мне не с чем сравнить, чтобы понять, что такое любовь. Если думать о ком-то с утра до ночи… чувствовать его присутствие даже тогда, когда он далеко… понимать, что он преследует тебя в дневных видениях, бродя с тобой по прелестным местам, наполняя каждую твою мысль и всё же не уменьшая твою любовь к другим, а, скорее, увеличивая… если становиться счастливым от малейшего признака этого благородного чувства, гордиться его достоинствами и всё же замечать его недостатки, но, несмотря на эти недостатки, быть с ним… если это значит любить, тогда я люблю всем своим существом. Мне говорят, что это лишь грёзы, которые пройдут, но я не верю, поскольку внутри меня первый сладостный трепет пробуждённого чувства уже превратился в глубокую привязанность. В моём сердце царит полная безмятежность, и, как белая роза, которая покоится под солнцем, обременённая своей прелестью, оно день за днём раскрывается в более чистом и более кротком наслаждении. Это чувство не может быть той любовью, о которой люди болтают так свободно, но оно не может перемениться… никогда… даже после смерти. Я буду любить Уильяма Данфорта до тех пор, пока он будет этого достоин!
– Уильяма Данфорта! Я правильно расслышала? Твоего жениха зовут Уильям Данфорт? – с невероятным удивлением спросила индианка, стремительно вскочив, а затем медленно сев на место. – Скажи мне, – добавила она слабым, но всё же пронзающим до самого сердца голосом, – этот мальчик… то есть этот молодой джентльмен… недавно приехал из-за большой воды?
