Итак, я вырвался на свободу. Предположение, что юма меня снова схватят, казалось мне совершенно невероятным, однако теперь мне надо было думать не о себе, а о других. Асьендеро был разорен: по меньшей мере, ему стоило бы вернуть свои стада. А это могло произойти только в том случае, если бы мимбренхо, которых я ожидал, отобрали скот у юма. К сожалению, я не знал, и мальчик ничего определенного не мог мне сказать, где стояли в последнее время вигвамы этого племени. На отдых мы остановились после четырех дней пути; видимо, день отдыха выбран был как раз в середине дороги; значит, можно было предположить, что юма надо еще, по крайней мере, четыре дня, чтобы добраться до родных мест. Мимбренхо, конечно, не смогли бы достичь их за такое короткое время. А были ли какие-нибудь средства задержать юма в дороге? Да, и одно из них проверенное, бывшее буквально под руками. И это средство было ничем другим… точнее уж говорить не кем другим, как мною самим. Я должен был увлечь юма любыми способами за собой так далеко, насколько это мне удастся.
Можно было предположить, что они приложат все силы, лишь бы снова поймать меня, хотя бы только из-за того, чтобы отомстить за смерть Маленького Рта. Другая причина их рвения была в том, что они сгорают от стыда, что упустили меня, как мальчишки-несмышленыши. Я был в полной их власти, они издевались надо мной и приставили ко мне пятерых стражников, хотя я и так был окружен сотней воинов. Я даже открыто сказал их вождю, что хочу бежать, и исполнил свое намерение не ночью, под защитой темноты, а при свете дня. При этом мною были искалечены на всю жизнь двенадцать воинов-юма, а еще двое были застрелены мальчиком-мимбренхо. Какой позор, и не только для находившихся возле пленника воинов, но и для всего племени! Позор, который можно было отчасти смыть только моей повторной поимкой и последующей расправой!
Учитывая все эти соображения, я предполагал, что индейцы будут меня рьяно преследовать, и притом большим отрядом. Но если меня не могла удержать сотня воинов, то сколько же их понадобится для новой поимки? Разумеется, больше! А такого количества воинов у юма не было; напротив, их стало на четырнадцать человек меньше. За двенадцатью ранеными нужен был уход; вряд ли они были в состоянии продолжать путь, потому что пуля в бедре опасна для жизни. А где взять людей, чтобы сохранять и гнать стада?
Взвесив все эти соображения, я пришел к выводу, что Большой Рот, как только очнется от удара, оставит стада на месте, так как травы здесь для них было достаточно. Тут же останутся и раненые, а при них — такое количество воинов, какое нужно для охраны животных и ухода за людьми. Все остальные должны пуститься в погоню за мной и попытаться как можно быстрее схватить меня, чтобы восстановить честь племени. Стало быть, весьма правдоподобно, что за нами погонится сорок, а может быть, и пятьдесят человек, и рвение их будет тем больше, что они захотят отомстить мне и индейцу не только за прошлые обиды, но и за то, свидетелями чего они стали сегодня.
Я бы мог легко уйти от них, свернув вправо или влево, но это было бы ошибкой. Потеряв мой след, они тут же вернулись бы к стадам, продолжив путь к дому, и животные были бы потеряны для асьендеро. Но так как я захотел задержать здесь стада, то должен был направить преследователей по моему следу.
А чтобы достичь этого, я все время должен был придерживаться дороги на асиенду, потому что юма считают само собой разумеющимся, что я поеду именно по ней. Торопиться мне тоже не следовало, потому что чем ближе преследователи ко мне подбирались, тем большим становилось их желание нас поймать и тем меньше могла им прийти в голову мысль о возвращении или по крайней мере об отсылке части преследователей назад. А если бы я встретил у Дуба жизни ждущих меня мимбренхо, что не казалось невероятным, то мог бы с их помощью взять в плен весь отряд, а потом вернуться на старое место, отобрать награбленные стада и возвратить их владельцу, бедному дону Тимотео Пручильо. Лишившись своего скота, он превратился в жалкого бедняка — в этом не было никакого сомнения. Дома его были обращены в пепел, леса и сады сожжены; у него, правда, оставались луга, но без пасущегося на них скота они бы не принесли хозяину и пфеннига[63]. К тому же я слышал, что он давно уже не так богат, как прежде.
Всеми этими мыслями я поделился со своим спутником, пока мы лихо мчались по выбранному пути. Мальчик ничего мне не возражал, не имея для этого никаких причин и даже не допуская мысли, что я могу оказаться неправым. Он принял мои рассуждения с полным пониманием, как взрослый, а потом серьезно спросил:
— Значит, Олд Шеттерхэнд полагает, что за нами будут гнаться пятьдесят юма?
— По меньшей мере, от сорока до пятидесяти, — кивнул я.
— Но они не смогут отправиться в погоню. Вождь лежит без сознания, и воины должны подождать, пока он очнется и сможет отдавать приказания.
— Верно, но несколько человек пойдут по нашему следу немедленно. Когда они догонят нас, то подождут остальных. Я буду говорить с ними.
— Говорить? — спросил он удивленно. — Я не ослышался? Олд Шеттерхэнд действительно хочет говорить с этими ищейками, готовыми разорвать его на клочки? В какой же опасности ты тогда окажешься!
— Но я не вижу здесь риска. Тебе грозила значительно большая опасность, когда ты последовал за мной после сожжения асиенды.
— Для меня не могло быть никакой опасности, потому что я должен был искупить свою ошибку. Если бы это было нужно, я пошел бы на смерть.
— Верю, потому что теперь я узнал тебя получше. Своей свободой я обязан только тебе и буду всегда тебе за это благодарен.
— Олд Шеттерхэнд — знаменитый воин; он освободился бы и без меня!
— Ну, может быть, потому что я не только не был ранен, но и не потерял силы. Но сам бы я освободился не так быстро и легко. Не показалось ли тебе чересчур долгим время ожидания за все эти дни?
— Ни одно ожидание не покажется долгим, когда ты терпелив и хочешь стать настоящим воином, который, кроме мужества, должен прежде всего отличаться именно терпением.
— Но ты же не мог спать, потому что днем ты должен был следовать за нами, а ночью в любое мгновение ожидал моего побега!
— Воин должен быть выносливым. Впрочем, время выспаться у меня было, так как я старался отдохнуть сразу же после вашего выступления, а сам пускался за вами через несколько часов. Стада шли так медленно, что я успевал очень быстро настичь вас.
— А о чем ты думал, когда напрасно ждал меня?
— Ни о чем я не думал, потому что знал, что Олд Шеттерхэнд придет, когда пробьет его час.
