— А ну-ка, идем посмотрим, — заинтересовался Лёнька. На глаза ему попались Ян и Станислав. — Ребята, возьмите автоматы и по запасной кассете. Давайте с нами.
Минут через пятнадцать вышли к дороге.
Из-за кустов блеснула черная эмаль двух «оппель-капитанов», стоявших рядом на уютной зеленой полянке вблизи обочины. Около машин прогуливались немцы в невиданной синей одежде, похожей на цирковое трико. Лишь по фуражкам с высокими тульями можно было понять, что это — эсэсовцы.
— По какому случаю они так вырядились? — пробормотал Лёнька, разглядывая немцев. — В жизни не видал такой формы.
Станислав насчитал двенадцать человек. Четверо возились с двумя фанерными щитами, вырезанными в виде человеческих силуэтов. Один мерял шагами поляну. Он шагал, оттягивая носки ног вперед, как на параде в строю.
Лёнька поднес к глазам бинокль.
— Ах вот что! Господа офицеры решили заняться спортом! Ишь ты, по всем правилам: тренировочные костюмы, кеды. Смотри-ка!.. И ведь не простые птички. На «капитанах» какие-нибудь шарфюреры не ездят…
Он теснее прижал бинокль к глазам.
— Ах, черт… Наверное, их оттянули с фронта на отдых.
Он обернулся к бойцам:
— На фуражках у них эмблема дивизии «Мертвая голова». И часть их где-то недалеко. Машины совсем не запылились.
Офицеры закончили устанавливать мишени и, собравшись около машин, о чем-то разговаривали. Они чувствовали себя в совершенной безопасности, как на тренажном поле в глубоком тылу, и их громкие голоса и смех разносились далеко вокруг.
— Пан Лёнька, может быть, кончить? Пару очередей, и все… — сказал Ян.
— Ты что, с ума сошел? Никакой стрельбы! А если рядом другие?
Эсэсовцы, все так же непринужденно разговаривая, медленно пошли через поляну. Прямо к лесу, к кустам, под которыми притаились партизаны. У каждого в руках пистолет, фуражки сдвинуты на затылок.
— Назад! — прошептал Лёнька своим, но в тот же момент понял, что отступать некуда. Фашисты были уже не далее как в десяти шагах от кустов, и малейший шорох, малейшее движение выдали бы гвардейцев.
Еще пять шагов.
И тут шедший впереди немец остановился и уставился в подлесок. Лёнька увидел его удивленные, широко раскрывшиеся глаза и понял, что таиться больше нечего.
Вскочив на ноги он, крикнул:
— Давай!
И выпустил в эсэсовцев длинную очередь. Следом за ней еще четыре очереди вспороли тишину. Два передних немца упали. Остальные, отстреливаясь, бросились к дороге.
— Бей! Бей! Бей! — закричал Лёнька, полосуя очередями бегущих. — Не давай подойти к машинам!
Все кончилось в одно мгновенье. Полдневная тишина леса, взрыв выстрелов, крики — и снова тишина, звенящая, неестественная.
Двенадцать трупов в синих тренировочных костюмах на яркой траве. Легкий голубоватый дым над кустами. Пустая лента дороги под солнцем.
— Поджечь машины!
Уже в лесу, возвращаясь к базе, услышали частый стрекот мотоциклетных моторов.
○
Лёнька поднял отряд по тревоге. Через час партизаны покинули базу и взяли направление на Марианов.
— Теперь начнется! — вздохнул Коник.
К вечеру небо затянуло тучами. Шквалом налетел ветер, пригибая молодые деревья к земле. По щекам стегнули первые капли дождя, и скоро гроза опрокинулась на лес. Идти стало трудно. Ноги скользили по раскисшей почве. Одежда разбухла, сделала бойцов неповоротливыми. Фуры обоза то и дело застревали в колдобинах.
— Надо остановиться и переждать непогоду! — крикнул кто-то из партизан, шедших сзади.
— Никаких остановок! — приказал Лёнька.
Он был уверен, что следом за отрядом уже идут каратели. Гроза усиливалась. Уже не струи, а каскады воды падали с неба и с деревьев на цепочку людей, бредущих в темноте.
— Какой черт будет искать нас в такую непогодь! — бормотал Коник, спотыкаясь о невидимые корни.
Иногда кто-нибудь падал, вспыхивали ругательства, на мгновенье часть цепочки останавливалась, затем снова приходила в движенье.
Поднимались на холмы и спускались в лощины, по дну которых неслись грязные булькающие потоки. Мохнатая, мокрая ночь поглотила людей, и они плыли в ней, не чувствуя ни расстояния, ни времени.
Отряд поднялся еще на какой-то холм, и начался длинный спуск в лощину.
Прикрываясь плащ-палаткой, Лёнька справился по карте и компасу.
— Кажется, это Лаговица. Здесь должен быть мост.
Через несколько минут по цепи понеслось: «Мы у моста. Что делать дальше?»
По-прежнему вокруг густела темнота. Из нее слышался рев крутящейся воды и однообразный шум падающего дождя.
— Ишь вздуло реку, — сказал Коник. — Прет, как бешеная.
— Вот бы прижать здесь швабов, — отозвался Каминский. — Накупать бы их всласть перед смертью!
Отряд подтянулся к берегу. Сзади осталась только группа прикрытия.
— Можно передохнуть, — сказал Лёнька. — Курите, но осторожно.
Тесно прижавшись друг к другу, гвардейцы прикрылись кожухами и плащ-палатками. Закурили. Разговаривали вполголоса, так как за мостом проходила дорога Марианов — Шумско. За спинами бурлила река.
— Надо разведать, что на мосту, — сказал Лёнька. — Кто хочет?
— Я! — отозвался Станислав.
— И я с ним! — сказал Ян Косовский.
— Перейдите на ту сторону, проверьте, не сорван ли где настил. Разведчики ушли.
Бойцы продолжали курить, пряча огоньки в рукавах.
— В такую погоду ни один шваб носа не высунет из хаты, — сказал Каминский. — Они любят воевать, когда солнышко да тепло.
— А ты любишь воевать в дождь? — спросил Лёнька.
Сидящие рядом засмеялись.
— Вот как жахнет нас сейчас оттуда! — произнес чей-то хриплый голос, и, словно подтверждая это, рядом с Лёнькой возник Косовский :
— Жандармы, командир! Много! Они уже на середине моста!
— А где индеец?
— Здесь, со мной.
— В ружье, хлопцы! — вполголоса приказал Лёнька, вскакивая. — Заряжай! Целиться в середину моста! Стрелять только по моей команде!
Гвардейцы вытянулись в две цепи на берегу, по обеим сторонам моста. Прицелились ниже перил, начало которых смутными полосками белело во тьме. Пальцы застыли на спусковых крючках автоматов, штуцеров и двустволок. Замерли пулеметчики у пулеметов.
— Какая длина моста? — спросил Лёнька Яна.
— Не знаю. Мы не дошли и до середины. Вдруг слышим — кто-то нам навстречу. И голос: «Ферфлюхт…» Мы сразу назад.
— А ширина?
— Едва пройдет крестьянская телега.
— Командир, вот они.
Темнота на мосту уплотнилась, и это уплотнение медленно двигалось вперед. Видимо, это и была головная группа немецкого отряда. Сколько их там — десять, двадцать? Хорошо, что они не заметили разведчиков. Неожиданность — половина дела. А если отряд больше? Если их — сотни? Нет, быть не может. Да и думать больше некогда.
