Геннадий Турмов - На Сибирской флотилии

Революционные события 1917 года и Гражданская война резко разделили Россию на два цвета: белый и красный. Советская Россия много десятилетий жила только красным цветом, который преобладал не только в праздничных событиях и в буднях, но и окрасил всю нашу историю.

Но совершенно невозможно в живом историческом сообществе, каким всегда была Россия, официальными директивами или «фигурой умолчания» стереть живую память или исказить совершенно суть происшедших событий. В середине 1950-х и 1960-х годов советское киноискусство неожиданно для самого себя выдало образ «Их благородия» – белогвардейского офицера – искреннего, самоотверженного, обреченного, но не изменившего своим убеждениям. Вспомним такие известные фильмы, как «Хождение по мукам», «Адъютант его превосходительства», «Белое солнце пустыни»… Последний фильм, как известно, смотрят по традиции космонавты перед стартом.

Сегодня, вглядываясь беспристрастно в послереволюционное прошлое России, мы видим много талантливых, выдающихся людей, которые иначе, по-другому, видели революционные события и непоколебимо выполняли свой патриотический долг перед Родиной. Это о них сказал дальневосточный поэт-эмигрант А. Ачаир:

Волна белой эмиграции докатилась до Владивостока в 1918 году, а когда схлынула в 1920-е годы, то на «берегу» оказались офицеры, служившие в царской, белой и Красной армиях.

Многие из них составили костяк профессорско-преподавательских кадров владивостокских вузов.

Они были инженерами, офицерами, педагогами. Судьба их трагична. Почти каждого из них настигли репрессии 1930-х годов. Кто-то успел эмигрировать, кого-то выслали, кто-то попал под жернова ГУЛАГа…

Крайне скупыми оказались и сведения об этих людях. Чудом сохранившиеся личные дела в вузовских архивах, газетные заметки да научные труды…

А в личных делах пробелы за один и тот же период от 1918 до 1922 гг.

Из воспоминаний профессора

В.Д. Мацкевича

Получив звание младшего инженер-механика, Дмитрий Мацкевич был определен «в плавание» на транспорт «Хабаровск», на котором прибыл во Владивосток в октябре 1903 года и был назначен минным механиком на крейсер «Громобой».

Поначалу Владивосток Мацкевичу не показался. Грязноватый город с двумя-тремя мощенными булыжником улицами. Дома в основном деревянные, дощатые мостовые с проваливающимися под ногами досками… Выделялась, правда, Светланская улица, на которой стояли каменные постройки о двух-трех этажах, да привлекала архитектура Торгового дома Кунст и Альберс, здания почтово-телеграфной конторы, Главного морского штаба…

В общем, город, по сравнению с солнечной Феодосией, где прошло детство Дмитрия, а тем более с блестящим Санкт-Петербургом, где пролетели годы учебы в Инженерном училище, здорово проигрывал.

Но однажды, когда Дмитрий, любопытствуя, взобрался на Орлиную сопку и взглянул на город и его окрестности с большой высоты, в его душе что-то дрогнуло. Солнце еще только всходило и, несмотря на поздний октябрь, было тепло как летом. По левую руку раскинулся Уссурийский залив, по правую – жался к сопкам Амурский. Деревья на Русском острове полыхали осенним буйством всех цветов радуги. Внизу, в бухте Золотого Рога, застыли крейсера, миноносцы, торговые суда, сновали туда-сюда китайские джонки и шампуньки. Мыс Чуркин еще был не заселен, шероховатился крышами частных домиков Эгершельд, а Гнилой угол таковым совсем не казался. Дмитрий даже задохнулся от восторга от такой первозданной красоты окружающего его мира.

Месяца через два после начала службы на «Громобое» Дмитрий получил большое удовольствие от спектакля, который поставили нижние чины крейсера, конечно же, не без помощи офицеров. На спектакль, а это была комедия Н.В. Гоголя «Женитьба», прибыло человек сто гостей, приглашенных офицерами корабля. Из десяти матросов, которые исполняли различные роли в спектакле, четверо успешно сыграли женщин. Театр был устроен между палубами, а занавес, расписанный одним из матросов, представлял собой морской пейзаж с «Громобоем» и «Ретвизаном» на переднем плане.

После окончания спектакля и перехода в кают-компанию судовой врач «Громобоя» доктор Штейн познакомил Мацкевича с гостьей, которую сам же и пригласил на корабль, американкой Элеонорой Прей. Она жила во Владивостоке вместе с мужем уже лет десять и содержала небольшой магазинчик, который приносил им довольно приличный доход и располагался чуть выше здания почтово-телеграфной конторы.

Кроме того, Прей давала уроки английского языка офицерам Владивостокской эскадры, в том числе и с крейсера «Громобой»: тому же Штейну, мичману Дьячкову, лейтенанту Вилькену.

Дмитрию, неплохо знавшему английский язык, уроки были ни к чему, но он был не прочь поболтать с симпатичной носительницей языка. Он заметил ее еще во время спектакля, когда она вдруг непроизвольно прикрыла рот рукой. Дмитрий проследил за ее взглядом и увидел, как по подпалубному стрингеру резво пробежала внушительных размеров крыса. Дмитрий отметил про себя выдержку американки, которая даже не пискнула, а потом и вообще не обсуждала ни с кем увиденное.

Прей была знакома с членами многих семей во Владивостоке, с офицерами базирущихся в бухте кораблей и поэтому находилась в курсе всех мало-мальских интересных городских событий.

Владивосток в то время был небольшим провинциальным городом и на его улицах всегда можно было встретить старых или новых знакомых. Вот и Дмитрий, бывая на берегу, неоднократно мимоходом виделся с Элеонорой, вежливо раскланивался, а иногда и обменивался с ней несколькими фразами на английском.

Дмитрий посещал одну и ту же цирюльню на Светланской, которую содержал моложавый, улыбчивый японец, почти до пола склонявшийся в поклоне, встречая очередного клиента. Через некоторое время он уже приветствовал Дмитрия как хорошего знакомого:

– Э-э-э… Здрастуйте, Митя-сан. Как поживаете?

Однажды в цирюльню зашли два пехотных офицера и, сидя в смежных креслах, оживленно переговаривались, называя номера прибывших воинских эшелонов и обсуждая другие, не предназначавшиеся для чужих ушей вопросы.

Дмитрий вспомнил, как недавно в кают-компании «Громобоя» офицеры шутили о том, что очень уж японские парикмахеры и фотографы во Владивостоке своей выправкой напоминают офицеров генерального штаба Микадо. Он почувствовал и то, как напрягся обслуживающий его японец, прислушиваясь к разговору военных.

– Попридержите языки, много болтаете, господа офицеры, – сделал он им замечание.

Офицеры примолкли, бросая на Дмитрия недружелюбные взгляды. Когда Дмитрий, рассчитавшись, поблагодарил японца:

– Дому-дому, Мори-сан, – и вышел на улицу, за ним поспешили получившие замечание офицеры, намереваясь, по-видимому, устроить скандал.

Но в это время к Дмитрию подошли, приветствуя его, матросы с «Громобоя», и пехотинцы ретировались.

Не думал, не гадал Дмитрий, что впереди его ждет не одна встреча с японским цирюльником.

Во Владивостоке февраль, как и январь 1904 года, выдался снежным. Для местного климата довольно редкое явление. С утра искрились под лучами восходящего солнца сопки, укутанные снегом, словно белым ватным одеялом. По обочинам тротуаров высились почти метровые сугробы, скользили по расчищенной от снега, но покрытой наледью Светланской улице легкие сани-кошовки, запряженные заиндевелыми лошадьми. Минный механик Дмитрий Мацкевич выглянул в иллюминатор своей каюты. День обещал был ясным и, может быть, даже теплым. Температура воздуха за бортом крейсера «Громобой» опустилась до 14 °C ниже ноля.

Во Владивостоке уже знали о войне с Японией, о подбитых на рейде Порт-Артура кораблях, о печальной участи «Варяга» и «Корейца».

Дмитрий подумал о первых жертвах войны, о неизбежных потерях в будущем. Отогнал черные мысли о своей судьбе: ведь ничего не случилось, когда владивостокские крейсера под командованием капитана 1-го ранга Н.К. Рейценштейна выступили в свой первый боевой поход с 27 января по 1 февраля.

Главной задачей тогда ставилось нападение на Гензан – порт на восточном побережье Корейского полуострова, использовавшийся японцами для переброски сухопутных войск. Сложные погодные условия заставили отряд отказаться от намеченной цели. Не пройдя и трети пути, корабли вернулись во Владивосток. В ходе крейсерства был потоплен небольшой японский пароход.

Несмотря на молодость и отсутствие боевого опыта Дмитрий не разделял «шапкозакидательские» настроения некоторых молодых офицеров. Пока именно японцы наносили ощутимый урон русскому флоту, а не наоборот. И хотя он был механиком, просчеты российского правительства и командования флота не на шутку его беспокоили.