Берег черного дерева и слоновой кости
Часть первая
Последнее невольничье судно
25 июня 185* года шхуна[1] «Оса», принимавшая в Ройяне груз для Габона, Конго, Лоанго, Анголы и Бенгелы, получила от своих отправителей в Бордо, братьев Ронтонаков, приказание выйти в море.
Трехмесячная стоянка этого судна на рейде давала пищу для разговоров рыбакам, которые занимались ловлей сардинок и часто посещали небольшой порт Жиронды. Они находили, что корпус шхуны слишком поднят, водорез чересчур тонок, мачты с их принадлежностями слишком высоки и чересчур уж кокетливо наклонены к корме для простого торгового конвоира, а борт, хотя и без малейшего намека на люки, высок, как на военном судне. Два румпеля[2] — один впереди мачты, другой на задней части кормы под гиком грота[3] — ясно обозначали, что при постройке шхуны арматоры[4] имели в виду, чтобы она в любую погоду могла смело идти на все опасности морских переходов. В ней было около шестисот тонн, что необычайно для простой шхуны; над ней развевался флаг, усеянный звездами Америки.
Одно обстоятельство еще более усиливало недоумение моряков, собиравшихся по вечерам в кабачках на морском берегу: за всю долгую стоянку шхуны ни один человек из ее экипажа не сходил на берег. Каждое утро капитан садился на один из пароходов, ходивших по реке, ехал в Бордо и каждый вечер тем же путем возвращался на свое судно. Каждый день можно было видеть, как помощник капитана молча расхаживает на корме, в то время как вахтенные под надзором боцмана[5] убирают судно, чинят паруса или покрывают палубу тройным слоем смолы.
Любопытные пытались разговориться с негром, корабельным поваром, который аккуратно каждый день отправлялся за провизией в деревню, но им скоро пришлось отказаться от попыток, потому что повар ни слова не понимал по-французски, по крайней мере никогда не отвечал, когда с ним заговаривали на французском языке, что, впрочем, нимало не мешало ему в торговых сношениях, так как он отлично объяснялся с торговцами с помощью международного языка, заключавшегося в трех словах: франк, доллар и шиллинг. Закончив свои покупки, он знаками приказывал перенести все в шлюпку, окрещенную моряками оригинальным прозвищем «Капустная почта», и, искусно управляя задним веслом, приближался к борту шхуны, а минуту спустя бывал уже поднят на судно со своей провизией. А чего бы не насказали добродушные ройянские рыбаки, если бы знали, что таинственное судно, значившееся по формальным документам американским, было заполнено разноплеменным экипажем и находилось под командой американца французского происхождения капитана Ле-Ноэля!
После самых странных предположений общественное любопытство успокоилось из-за отсутствия фактов. Однако все пришли к единодушному выводу, что это загадочное судно со своими изящными формами, продолговатым и узким корпусом, высокими, как на корвете, мачтами, роскошными парусами должно быть первоклассным ходоком и что все эти достоинства очень редко встречаются на скромных береговых судах, предназначаемых для меновой торговли по берегам Сенегамбии и Конго.
Однажды к шхуне подвели на буксире шесть плашкоутов[6], которые были размещены вдоль борта, и привезенные грузы стали немедленно выгружать на шхуну; все это были обыкновенные товары для торговли с африканскими берегами: ром, куски гвинейской кисеи, медный и железный хлам — ножи, старые сабли, литихские ружья по шести франков за штуку, стеклянные изделия, ящики с сардинками, одежды, обшитые галуном, для вождей, трубки глиняные и деревянные, удочки, сети и прочее. Мало-помалу «Оса» погрузилась до грузовой ватерлинии[7] и после разгрузки последнего плашкоута могла оставить порт по первому сигналу.
Утром, накануне того дня, когда шхуна должна была сняться с якоря, капитан Ле-Ноэль, сойдя с парохода на Балканскую набережную, направился, по обыкновению, прямо в магазины своих арматоров. Лишь только он переступил порог, Ронтонак-старший молча махнул ему рукой, чтобы он следовал за ним в кабинет.
Дверь тихо затворилась за ними, и негоциант[8] сказал моряку без всякого предисловия:
— Капитан, мы должны высадить четырех пассажиров в Габоне.
— Четырех пассажиров, господин Ронтонак? — повторил капитан, совсем ошеломленный. — Но вам известно…
— Тише! — сказал арматор, приложив палец к губам. — Не было никакой возможности устранить эту помеху: я получил требование от главного комиссара адмиралтейства. Малейшее колебание подало бы повод к бесчисленным подозрениям, которые возбуждаются против нас недоброжелателями, они ожидают только случая, чтобы предать их огласке.
— Никто не знает, что «Оса» принадлежит вам, потому что в портовых книгах я записан как хозяин и капитан. Судно построено в Новом Орлеане, где я родился у французов, натурализовавшихся в Америке. Я плаваю по морям под флагом, усеянным звездами. Для целого мира вы только мой товароотправитель. Отсюда следует, что никто не имеет права навязывать нам пассажиров и что вы поступили очень неблагоразумно: это может вам стоить пятьсот или шестьсот тысяч франков, а меня со всею командою отправят на реи[9]английского фрегата!
— Говорят вам, я никак не мог отвратить эту беду. Известно ли вам, что мы обязались перевозить почту и легкие грузы между Бордо и французскими колониями Тихого океана?
— Не понимаю, какая связь существует между этим и…
Дайте же мне закончить. Морское министерство, по заключенному между нами контракту, имеет право за условленную плату требовать отправления своих пассажиров, колониальных солдат и чиновников на всех судах, направляемых нами во все страны мира, в количестве двух человек на сто тонн груза. «Оса» — в шестьсот тонн, и правительство имело право заставить нас взять двенадцать пассажиров вместо четырех.
— Но, господин Ронтонак, вам следовало бы отговориться вашим мнимым званием простого отправителя товаров.
— Я так и сказал, что судно не мне принадлежит, но что я постараюсь заручиться вашим согласием.
— Что за загадки? Признаюсь, я не понимаю.
— Послушайте, капитан, вы так сметливы, что должны понимать с полуслова. Через каждые два года «Оса» приходит в Ройян за грузом, всегда по одному и тому же назначению, и вот в наших краях уже носятся слухи, что в продолжение столь долгого отсутствия никогда никто не встречал ее у берегов Конго и Анголы; на этот раз клевета обозначилась еще резче…
