Луи Буссенар
ТОРПЕДОНОСЦЫ АДМИРАЛА КУРБЕ
Адмирал Курбе[1], великий молчун и затворник, казался в этот день более задумчивым, чем обычно.
Слегка прихрамывая, он мерил быстрыми шагами свой рабочий кабинет, посреди которого возвышалась массивная пушка.
Адмирал был одет, в строгом соответствии с уставом, в повседневный мундир без эполетов и галунов. В петлице алела едва заметная розетка кавалера ордена Почетного легиона. На обшлагах рукавов шерстяного бушлата сияли три звезды — знаки высокого чина. Адмирал шагал по кабинету, морщил лоб, хмурил брови, выпячивал нижнюю губу и беспрестанно поправлял монокль жестом, знакомым всем его подчиненным.
Иногда Курбе бросал рассеянный взгляд в иллюминатор и выходил на палубу, но, сделав всего несколько шагов, сразу же возвращался, не говоря никому ни слова.
Адмиралу недавно исполнилось пятьдесят шесть лет. Высокий, худой, очень подвижный, прямой как палка, он для своего возраста выглядел весьма недурно. Его портреты часто появлялись в газетах. Это лицо, увидев хоть раз, невозможно было забыть: высокий лоб ученого или мыслителя, проницательные голубые глаза с нестерпимым стальным блеском, нередко приводившим собеседника в смущение и даже в замешательство, твердо очерченный рот с тонкими, уже слегка выцветшими губами — все свидетельствовало о том, что адмирал — человек чрезвычайно осторожный и одновременно обладающий несгибаемой волей.
Трудолюбие, осмотрительность, но в то же время и отвага, граничащая с дерзостью, и бьющая через край энергия были основными чертами характера этого прославленного моряка, чья блестящая карьера закончится столь преждевременно.
Чтобы такой человек выказывал явные признаки сильнейшего беспокойства, требовались очень веские причины. И такие причины действительно имелись.
Было 14 февраля 1885 года. Франция вела в это время продолжительную и изнурительную военную кампанию против Китая, чреватую непредсказуемыми опасностями и трудностями, вновь и вновь возникавшими перед армией и флотом[2].
На адмирала Курбе была возложена почетная миссия — руководить военными действиями на морских просторах, и он покрыл себя заслуженной славой, но судьба не избавила его ни от ошибок, ни от разочарований.
Несколькими днями ранее стало известно, что китайцы намереваются прорвать блокаду Формозы[3] и приняли решение атаковать французский флот силами эскадры из пяти кораблей, хорошо оснащенных самыми современными пушками, сделанными на заводах Круппа. Известно также, что офицерами на этих пяти судах служили немцы.
Адмирал Курбе безо всяких колебаний со свойственной ему решимостью вознамерился сорвать планы китайцев, нанеся им упреждающий удар или навязав сражение.
Пятого февраля он вышел в море на «Баяре»[4], в сопровождении «Победоносного», «Дюге-Труэна», «Разведчика», «Соны» и «Аспида», и отправился на поиски противника.
Однако шестидневные поиски были безрезультатны.
Наконец, 12 февраля, адмирал получил сообщение, что вражеская эскадра находится поблизости от архипелага Чжоушань[5]. Он немедленно принял решение вступить в бой и отдал все необходимые распоряжения.
Ночью 13 февраля французская эскадра, погасив бортовые огни, двинулась навстречу противнику.
Нужно обладать беспримерной отвагой, чтобы рискнуть провести эскадру в темноте по столь опасному прибрежному району, известному своими мелями и подводными скалами. Да, конечно же адмирал Курбе дерзок и отважен, но и отнюдь не безрассуден, ибо его отвага всегда являлась плодом кропотливого труда, основательных раздумий, глубочайшего изучения всех деталей и обстоятельств дела, даже самых, казалось бы, незначительных.
В назначенный час, а точнее в назначенную минуту, французская эскадра оказалась именно там, где ей и надлежало быть.
Как свидетельствует господин Морис Луар, летописец этой кампании, в 630 с борта «Разведчика» просигналили: «Пять кораблей южнее по курсу!»
Моряки сразу почувствовали сильное волнение, и каждый поспешил занять свое место.
В семь часов утра впереди уже отчетливо стали видны силуэты пяти китайских кораблей… Они начали стремительно уходить от погони…
С французского флагмана просигналили: «Приказываю преследовать противника! Полный вперед!»
Началась невиданная, невообразимая гонка. «Баяр» шел во главе эскадры. Кочегары все время поддавали жару, грозно гудели паровые котлы, машины работали на пределе своих возможностей… Все бинокли, сверкнув как по команде, дружно направились в сторону вражеской флотилии… Офицеры и матросы были возбуждены до последней степени… Всеобщее воодушевление росло с каждой минутой…
К несчастью, словно нарочно, на море внезапно опустился густой туман. Три крейсера сразу же растворились, буквально исчезли за спасительной завесой, а два корабля, находившиеся ближе других к французам, устремились в узкий, опасный для крупных судов проход Шей-Пу[6]. Среди них выделялся красавец фрегат[7] «Ю-Йен», водоизмещением 3400 тонн. На борту этого корабля, сконструированного американскими инженерами, находились шестьсот человек, на вооружении имелись двадцать три пушки и пулеметы новейшей системы «норденфельдт».
Вторым судном, ускользнувшим под защиту скалистых берегов, был корвет[8] «Чен-Кин», с командой в сто шестьдесят человек и с семью пушками на борту.
Адмирал Курбе сознавал, что вряд ли сможет догнать и уничтожить три крейсера, и поэтому решил, по крайней мере, потопить фрегат и корвет. С этой целью он приказал своим судам обеспечить тщательную охрану всех подходов к Шей-Пу. Когда маневр был выполнен, адмирал, удостоверившись в том, что противник не сможет выбраться из ловушки никоим образом, все же принял решение отложить дальнейшие действия до утра. Именно в эти минуты мы с вами и застали его в рабочей каюте на борту «Баяра» в сильнейшем волнении.
Нельзя сказать, что адмирал колебался или сомневался в правильности принятого решения, но сейчас он с тревогой думал о своих уже далеко не новых судах и об измотанных в сражениях людях, которых болезни косили не в меньшей степени, чем огонь противника. Он долго прикидывал, какие могут быть в данном случае материальные и людские потери и с грустью признавался сам себе, что вскоре у него под началом останутся лишь корабли-призраки со столь же призрачными командами. Он с ужасом думал о том, что, идя от одной победы к другой, потерял слишком много людей…
