Ле Стриж фыркнул — это прозвучало, как я теперь знал, гораздо ближе к нормальному смеху, чем его обычное злобное кудахтанье. Должно быть, презрение осталось его единственным связующим звеном с человеческими чувствами.
— Да, мальчик, держись подальше от нашего более широкого мира — и молись, чтобы он держался подальше от тебя! Но будет ли так? Твоя судьба неясна даже мне, и если случится так, что она выйдет за пределы того, что ты познал до сих пор, меня это не удивит. Впрочем, как бы ты ни боролся, чтобы избежать своей судьбы, она все равно отыщет тебя.
Я сглотнул. Палуба подо мной вдруг стала холодной-прехолодной, а рука Клэр была такой теплой и крепко держала мою.
Я поднялся, и Клэр поднялась со мной.
— Сколько осталось до того, как мы окажемся дома? — спросила она.
— Ну, еще много часов, моя дорогая, — прогремел Пирс. — Пока мы снова не догоним восход. На закате — на котором закате, кстати, штурман?
Джип ухмыльнулся:
— На закате того дня, когда мы отплыли. Они и хватиться тебя не успеют.
Я разинул рот, но Молл только коротко рассмеялась:
— Вот что значит настоящий штурман. В море времени для него существует совсем немного мелей.
Я удивленно покачал головой. Клэр, по-прежнему принимавшая все как должное, только хохотнула и потянула меня к трапу. Смеясь и легко подпрыгивая под музыку Молл, она повела меня за руку на нижнюю палубу. Я шел не оглядываясь. Но у дверей моей каюты я заколебался, вглядываясь в ночь. Там, далеко впереди, прямо над горизонтом — была ли эта чуть более темная полоска первым признаком земли или просто очертаниями облака? Что бы там ни было, она висела, как граница между морем и небом или барьер между широким миром и узким, между множеством снов и единственным холодным пробуждением. И я вдруг испугался, испугался, что мне опять придется пересечь темный барьер и оказаться в объятиях гавани, дающей укрытие и одновременно заключающей в темницу. Там я могу обрести покой, крепко врастая корнями в припортовую грязь. А все моря мира, все бесконечные океаны времени и пространства будут биться между берегом и тенью, оставаясь всего лишь воспоминанием недоступного. Да я попросту боялся возвращения домой!
Но тут Клэр потихоньку открыла дверь и потянула меня в свою каюту.
А почему бы и нет? Если она скоро забудет… если я тоже сумею забыть, кому из нас станет от этого хуже? Мы заслужили этот праздник, а мне был преподан первый настоящий урок жизни. И любви; хватит времени и для этого. Достаточно времени — до восхода.
Выписка из «Книги наказаний» лондонской консистории от 27 января 1612 года
Officium Domine contra Mariam Frithe[32]
В сказанный день и указанное место оная Мэри явилась самолично и прямо здесь добровольно призналась, что давно уже и часто посещала все или многие недозволенные и порочные места в нашем Городе, а именно: в мужском обличье дерзала появляться в Тавернах, Табачных лавках и театрах, дабы лицезреть пьесы и действа, и сама лицедействовала тому уже в продолжение трех четвертей года в мужском облачении, сапогах, с мечом на поясе… И так же сидела она на сцене, выставляя себя на публичное обозрение всех лиц, там присутствовавших, и играла там на лютне и распевала песни…
И также имела она обыкновение якшаться с важно расхаживающими распутниками, то бишь грабителями, срезающими кошели, и безбожными пьяницами, и прочими лицами, имеющими дурную репутацию и самого вызывающего поведения, с коими она, к вящему стыду особы своего пола, часто (по ее собственным словам), тяжко пила и одурманивала голову хмельными напитками.
И далее призналась она, что в ночь Рождества Христова привели ее в церковь Святого Павла с юбкой, подоткнутой под пояс на манер мужского одеяния, и в мужском плаще-накидке, к вящему возмущению достойных особ, кто явился тому свидетелем, и к позору всего женского рода…
И далее, когда велено ей было поведать, не обесчестила ли она свое тело и не завлекала ли других женщин к распутникам своими посулами и тем, что держала себя как блудница, она все совершенно отрицала и отвергала все подобные обвинения…
(Малхолланд П. Х.. Ревью оф инглиш стадиз, новая серия XXVIII. 1977. С. 31.)
Мэри Фрайт, известная как Бешеная Молл, была оставлена под стражей для дальнейшего расследования, однако, похоже, не понесла никакой серьезной кары — во всяком случае, не приговаривалась к наказанию плетьми, обычно применявшемуся к «потаскухам». В последний раз о ней слышали спустя почти пятьдесят лет — по тем временам она достигла весьма преклонного возраста, но, судя по всему, по-прежнему оставалась в расцвете сил.
Флэкер Джеймс Элрой (1884–1915) — английский поэт и драматург. В 1923 году наш соотечественник, знаменитый хореограф М. Фокин поставил по мотивам поэмы Флэкера «Хасан» балет, имевший в Европе большой успех.
Tamper (англ.) — вмешиваться, трогать, портить. — Здесь и далее прим. перев.
В кельтской мифологии — дух, стоны которого предвещают смерть.
Игра в мяч, напоминающая теннис. В России пока не культивируется.
Образ действия (лат.).
Иосафат — царь Иудеи, победитель моавитян (II Пар. 20, 14–27). В речи Джипа — экспрессивное выражение вроде «японский городовой».
Апостол Иаков (фр.). Букв.: «Большой святой Жак».
Могауки — племя североамериканских индейцев. To + mohawk = томагавк.
Mad Mall (англ.) — букв.: бешеный молот (кувалда).
Данциг — город-порт в Восточной Пруссии. После 1945 года — Гданьск (Польша).
Эспаньола — старинное название острова Гаити.
Игра слов: в английском diamonds — алмазы и бубны.
La strige (фр.) — вурдалак, вампир.
Fiddler's Green (англ.) — легендарное место, где души моряков предаются вечному веселью.
Мое дитя (фр.).
