Из того похода К-424 вернулась своим ходом - без жертв, без потери скрытности, выполнив все поставленные задачи. Даже птицы в зоне отдыха, весьма чувствительные к газовому составу воздуха, и те остались живы. На причале в Гаджиево корабль встречали с оркестром.
Николай ИВАНОВ:
- Когда я доложил встречавшему нас начальнику штаба дивизии капитану 1 ранга Хренову о том, что у нас был пожар, тот оборвал марш на полутакте. Оркестр затих.
«Давай по подробнее!» - Голос его не предвещал ничего хорошего. Доложил все, как было. А в ответ сразу же упрек:
- Почему так много дыхательных средств израсходовали? А если бы был второй пожар?
- У меня был первый пожар, и если бы я его не потушил, второго бы уже точно не было…
Разбирались с командиром долго и строго.
Разумеется, никаких наград за решительные и грамотные действия по борьбе с пожаром подо льдом никто не получил. От серьезного наказания (командир отвечает за все, даже за то, что военкоматы присылают на подводный флот умственно неполноценных парней) Иванова вольно или невольно уберег командующий флотилией вице-адмирал Лев Матушкин, который объявил командиру К-424 строгий выговор. И хотя дело дошло до командующего флотом и выше, ограничились «строгачом», ведь за одно прогрешение наказывать дважды по уставу не положено.
- Но самое страшное было впереди. - Усмехается Иванов. - На другой день начинался очередной съезд партии и все экипажи развели по ленинским комнатам смотреть по ТВ торжественное открытие. А у нас, как назло, телевизор отказал. Не работает. Проверяющие из политотдела ходили по этажам. Если бы донесли, что «экипаж К-424 не смотрит открытие исторического события в жизни советского народа», о-о!, такой бы шум поднялся, все бы нам сразу припомнили. Но лодочные умельцы за полчаса наладили «ящик». Опять пронесло! Чудом.
Я заму выговор объявил - за «неготовность средств технической пропаганды». Тот обиделся и в политотдел. Там взвились: как - день открытия партийного съезда командир замполиту выговор объявляет?! Самодурство, аполитично! В истории флота такого не было!…
Но в истории флота не было и такого, чтобы подо льдами пожар тушили. А мы это сделали. В конце концов, в Москве разобрались, из какого пекла мы без потерь выбрались. Представили меня к ордену Красной Звезды, но кто-то на самом верху посчитал - молод ещё, все ордена впереди.
И ушел я в новую автономку. Но это уже другая история.
* * *
Если бы не безошибочные и своевременные действия капитана 1 ранга Николая Иванова, жертв на К-424 было бы больше, чем на «Курске». Да и экология центральной Арктики была поставлена под серьезную радиационную угрозу. Никакой бы «Мамут» не вытащил бы затонувший ракетоносец с километровых глубин да ещё из подо льда. Однако, ничего этого не произошло. И потому историю с подледным пожаром быстро забыли, как и забыли тех, кто действовал в сверхэкстремальной обстановке смело и грамотно. Иванова перевели служить в Москву - преподавателем в академию ВВС имени Гагарина. Учил авиаторов основам тактики военно-морского флота. А там и на покой проводили. Вот только при расчете пенсии забыли про 17 лет службы в Арктике на атомоходах, рассчитали, как ординарного преподавателя. Ну, ладно орденом обнесли - не ради наград ходил Иванов под океанские льды, но чтобы так подло урезать пенсион отставному командиру атомного стратега, тут нужно было чугунной совестью обладать. И куда только Иванов не писал - и министру обороны, и президенту России, и своему депутату. Ответы приходили витиевато вежливые, но со ссылкой на один и тот же канцелярский казус: прежнее начальство не внесло указание о зачете полярной выслуги на атомных кораблях в «боковик приказа». Забыло начальство наложить нужную резолюцию в этот самый пресловутый боковик. И никто теперь ничего поделать не может. Нет такой административной силы в стране, чтобы поправить несправедливый приказ. Остается утешаться тем, что имя капитана 1 ранга Николая Иванова, внесено не в «боковик приказа», а историю российского подводного флота.
Это было бы фантастическое зрелище, если бы его можно было увидеть со стороны: на могучих океанских волнах, поднятых тайфуном, плавно переваливался огромный плавучий город-аэродром - первый в мире атомный авианосец «Энтерпрайз», а под ним - полуста метрами ниже - следовала, слегка покачиваясь в глубине от разгулявшегося шторма, советская атомная подводная лодка К-10. Эта зыбкая конструкция из десяти атомных реакторов, ракетных контейнеров, самолетных ангаров, многоярусных палуб, отсеков, рубок, кубриков, кают неспешно двигалась сквозь ураган в сторону Южно-Китайского моря, откуда американские авианосцы выпускали самолеты, бомбившие Вьетнам. Люди, разнесенные по «этажам» своих атомных монстров, пока что мирно сосуществовали друг с другом: американские коки готовили к обеду жареных цыплят, а русские варили флотский борщ. Они вглядывались в шкалы своих приборов и экраны гидролокаторов, несли вахты на рулях и у ядерных реакторов… При чем те, кто были наверху и стонали от приступов морской болезни, не подозревали о тех, кто неслышной и незримой тенью следовали под ними. Иначе бы они уничтожили их в мгновение ока. Такой была Холодная война в океане, спустя всего тринадцать лет после нашей общей победы над Гитлером…
* * *
Когда капитан 2 ранга Николай Иванов получил приказ выйти на перехват американской авианосно-ударной атомной группы (АУГ), все было против него: начиная от родного начальства, которое в спешном порядке «выпихнуло» его в океан, кончая американскими гидроакустиками, чья аппаратура позволяла засекать любую подводную цель за сто миль и дальше. Тем более, такую, как атомную подводную лодку К-10, самую шумную их всех атомарин первого поколения. Уяснив задачу, Иванов почувствовал себя, как герой из сказки «Конек-горбунок», которому царь дал очередное заведомо невыполнимое задание. «Что, Иванушка, не весел? Что ты голову повесил?» Иванушке было легче: в его распоряжении был шустрый, а главное бесшумный конёк даром, что горбунок. А у него - «ревущая корова», как прозвали подводники ракетные атомные подлодки 675 проекта, шумевшая под водой «на пол океана». Голову, однако, Иванов вешать не стал, а заглянул в штурманскую рубку и сам, благо, в командиры вышел из штурманов, прикинул по карте как и что. Но даже самый общий взгляд не внушал ни малейшего оптимизма. Чтобы выйти на перехват отряда быстроходных атомных кораблей, надо было преодолеть около 800 миль (более полутора тысяч километров). На такой дистанции любое даже самое незначительное отклонение цели от своего главного курса - на один градус или небольшое изменение скорости - приводило к смещёнию точки встречи на десятки миль, а площадь района нахождения цели превышала полмиллиона квадратных миль. Тем более, что данные о первоначальных координатах цели, переданные на К-10 из Москвы уже устарели на несколько часов. Тем более, что и уточнить их с помощью специальных самолетов-разведчиков ни было ни малейшей возможности. Над центральной частью Тихого океана бушевал шторм и погода была стопроцентно нелетной. И все же Иванов решился на погоню.
