Барнард пришел в отличное расположение духа, лицо у него красное, и он уже завел себя до кипения. Колики и понос, одолевшие гарнизон, его не коснулись. Хэл вспомнил слова Мансеера о том, что Барнард живет с готтентотской женщиной в поселке на берегу и не питается в гарнизонной столовой.
По дороге к лестнице Хэл незаметно огляделся. Солнце уже высоко, и его лучи осветили западный редут замка. Больше половины обычного числа тюремщиков и стражников отсутствовало, у ворот вместо четырех часовых только один, и никого у входа в арсенал. Еще один часовой стоял на лестнице, ведущей в помещения губернатора и администрации Компании.
Поднявшись на стену, Хэл через площадь посмотрел на аллею и смог за деревьями разглядеть крышу резиденции губернатора.
— Удачи, Аболи, — прошептал он. — Мы готовы.
Аболи подвел карету к парадному входу в резиденцию на несколько минут раньше, чем приказала жена губернатора, и остановил лошадей перед портиком. Почти сразу в дверях показалась Сакина и окликнула его:
— Аболи! Госпожа хочет взять с собой несколько свертков. — Говорила она легко и спокойно, без тени напряжения. — Пойдем принесешь их.
Это для тех, кто, как она знала, сейчас слушает.
Аболи послушно опустил тормоз колес и, что-то негромко сказав лошадям, спрыгнул с кучерского сиденья. Неторопливо, со спокойным лицом он вслед за Сакиной вошел в дом. Минуту спустя он вынес свернутый шелковый ковер и несколько седельных сумок. Обойдя карету сзади, он положил багаж в короб и закрыл крышку. В его движениях не было ни поспешности, ни таинственности — ничего, что могло бы насторожить других рабов. Две служанки, подметавшие переднюю террасу, даже не взглянули на него. Аболи вернулся на свое место, взял в руки поводья и принялся ждать с бесконечным терпением раба.
Катинка опаздывала, но в этом не было ничего необычного. Наконец она появилась в облаке французских духов и шелестящих шелков, спустилась по лестнице и отругала Сакину за какой-то мнимый недосмотр. Сакина, спокойная и улыбающаяся, неслышно плыла рядом с ней на своих маленьких, обутых в туфельки ногах.
Катинка села в карету, как королева, направляющаяся на коронацию, и сразу приказала Сакине:
— Садись рядом со мной!
Сакина поклонилась, поднеся руки к губам. Она надеялась, что Катинка прикажет ей это. Когда Катинка хотела физической близости, она сажала Сакину рядом с собой, чтобы гладить ее рукой. Иногда она была холодна и отчужденна, но всегда непредсказуема.
«Это хороший знак, что она делает, как я хочу», — подбадривала себя Сакина, садясь напротив хозяйки и с любовью улыбаясь ей.
— Поехали, Аболи! — крикнула Катинка и, когда карета двинулась, перенесла внимание на Сакину. — Как мне этот цвет на солнце? Я не кажусь бледной и вялой?
— Он великолепно подходит к вашей коже, госпожа. — Сакина сказала то, что хотела услышать Катинка. — Даже лучше, чем в помещении. К тому же он подчеркивает фиалковый цвет ваших глаз.
— Как ты думаешь, не стоит ли добавить на воротник немного кружев? — спросила Катинка, изящно наклоняя голову.
Сакина обдумала ответ.
— Ваша красота не зависит даже от лучших брюссельских кружев, — ответила она. — Она сама по себе великолепна.
— Ты так думаешь, Сакина? Ты мне льстишь, но должна сказать, что и ты сегодня выглядишь особенно мило. — Она задумчиво разглядывала девушку. Карета катила по аллее, серые изгибали шеи и красиво выплясывали. — У тебя раскраснелись щеки и блестят глаза. Можно подумать, что ты влюблена.
Сакина посмотрела на нее так, что у Катинки закололо кожу.
— Да, я влюблена в очень особенного человека, — прошептала Сакина.
— Ах, малышка, — сказала Катинка.
Карета въехала на площадь и повернула к замку. Катинка была так занята, что некоторое время не замечала, куда они направляются. Потом по ее лицу пробежала тень раздражения, и она резко сказала:
— Аболи! Что ты делаешь, дурак? Не в замок. Мы едем к мефрау де Вул.
Аболи словно не слышал. Серые бежали прямо к воротам замка.
— Сакина, вели этому болвану повернуть.
Сакина быстро встала в раскачивающейся карете и, сев рядом с Катинкой, схватила хозяйку за руку и крепко держала.
— Что ты делаешь, дитя? Не здесь. Ты что, совсем одурела? Перед всей колонией!
Она попыталась высвободить руку, но Сакина держала ее с силой, которая поразила госпожу.
— Мы едем в замок, — негромко сказала Сакина. — И вы будете делать то, что я скажу.
— Аболи! Останови карету! — Катинка попыталась встать. Но Сакина снова усадила ее.
— Не сопротивляйтесь, — сказала она, — или я вас порежу. Сначала изрежу вам лицо, и тогда — прощай навеки, красота. А если вы и тогда не будете слушаться, разрежу ваше мерзкое злое сердце.
Катинка опустила взгляд и впервые увидела нож, который Сакина прижимала к ее боку. Это был кинжал, подарок одного из любовников Катинки, и она знала, какое острое у него лезвие. Сакина украла его из стола Катинки.
— Ты с ума сошла?
Катинка побледнела от ужаса и попробовала отодвинуться от кинжала.
— Да. Сошла с ума настолько, что убью вас и буду наслаждаться этим. — Сакина прижала кинжал к боку женщины, и та закричала. Лошади насторожили уши. — Если крикнете еще раз, я пущу вам кровь, — предупредила Сакина. — А теперь придержите язык и слушайте, что вам нужно будет сделать.
— Я отдам тебя Неторопливому Джону и буду смеяться, когда он выпустит тебе кишки, — пригрозила Катинка, но ее голос дрожал, а в глазах был ужас.
— Если не будете слушаться, вам больше никогда не смеяться. Об этом позаботится кинжал.
И Сакина снова кольнула Катинку, кольнула сильно, так, что острие пробило слои ткани и на корсете появилось пятнышко крови.
— Не нужно, — взмолилась Катинка. — Я сделаю все, что ты скажешь. Пожалуйста, больше не причиняй мне боль. Ты ведь говорила, что любишь меня.
— Я лгала! — прошипела Сакина. — Лгала ради брата. Я вас ненавижу. Вам никогда не понять силы моей ненависти. Меня тошнит от ваших прикосновений. Все гнусное, что вы заставляли меня делать, отвратительно мне. Поэтому не рассчитывайте на мою любовь. Я раздавлю вас, испытывая не больше жалости, чем давя вошь в волосах.
Катинка увидела смерть в ее взоре и испугалась так, как никогда в жизни.
— Я сделаю все, что ты скажешь, — прошептала она, и Сакина жестко и спокойно объяснила; ее тон был страшнее любого крика и ругани.
Аболи провел карету через ворота замка, и при его появлении поднялась обычная суета. Единственный часовой вытянулся и взял мушкет на изготовку. Аболи развернул упряжку и остановил ее перед входом в помещения Компании. Из арсенала бежал командир стражи, торопливо цепляя к поясу саблю. Это был молодой младший офицер, только что из Голландии, и неожиданный приезд жены губернатора захватил его врасплох.
