Рафаэль Сабатини - Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь (сборник)

Далее следовал подробный отчет о попытках монаха обратить еретичку на путь истинный, об их полном провале, о богохульных шутках и дьявольских аргументах англичанки, свободно цитировавшей Священное Писание и извращавшей его в собственных интересах с хитростью, столь свойственной Сатане.

Именно тогда фрай Луис впервые догадался об адском источнике ее вдохновения и понял, что странное поведение дона Педро объясняется тем, что он околдован. И впоследствии нашел много подтверждений своей догадке. Взять хотя бы святотатственные угрозы дона Педро, ни во что не ставившего священническое звание фрая Луиса, его монашескую сутану; яростное сопротивление, оказанное служителям инквизиции в Сантандере; грех за кровь, пролитую при аресте. Но самое главное и решающее – признание самого дона Педро, заключенное в процитированных словах; кощунственная любовь была ему навязана какой-то силой извне; ее источника он не знал, но не мог против нее устоять.

Так чтó это, учитывая все обстоятельства, за сила, если не дьявольская, вопрошал фрай Луис. Ее посредником явилась женщина, продавшая душу дьяволу, чтобы овладеть кощунственным искусством обольщения. Какова же цель обольщения? Несомненно, отравить Испанию ядом ереси через околдованного дона Педро и потомство ужасного союза, о котором он помышлял.

Чтение доноса закончилось. Инквизитор положил на стол последний лист и устремил на Маргарет соболезнующий взор.

– Теперь вы знаете, кто ваш обвинитель, и знаете предъявленное вам обвинение. Отрицаете ли вы изложенные в обвинении факты?

Маргарет, бледная и молчаливая, без вызова в глазах, без тени улыбки на лице смотрела на инквизитора. Она поняла, какую страшную ловушку уготовили ей предрассудки, суеверие и логика фанатиков. Тем не менее она предприняла отчаянную попытку защитить себя.

– Я не отрицаю ни одного из этих фактов, – спокойно заявила Маргарет. – Они изложены со скрупулезной точностью, свойственной честному и достойному человеку. Они верны так же, как неверны сделанные из них выводы, ложные и фантастичные.

Фрай Луис перевел ее ответ, и нотариус тотчас записал его. Фрай Хуан снова приступил к допросу.

– На какую силу, помимо упомянутой здесь, ссылался дон Педро в разговоре с вами?

– Откуда я знаю? Вероятно, дон Педро образно высказал свою мысль, пытаясь смягчить красивой выдумкой чудовищное преступление. Его объяснение ложно, как и ваши выводы. Здесь все строится на лжи. Абсурд громоздится на абсурде. Господи милостивый! Какой-то ночной кошмар, безумие!

В отчаянии она произнесла эти слова с неожиданной пылкостью.

Но инквизитор проявил поистине ангельское терпение.

– Если вы не воздействовали на дона Педро своими чарами, как объяснить, что он позабыл про честь, веру, долг – все то, что по рождению и воспитанию свято для него? Вы не знаете истории великого рода Мендоса, всегда верного Богу и королю, иначе вы поняли бы, что подобное предательство исключается для отпрыска этого рода, если только он не сошел с ума.

– Я не утверждаю, что он не сошел с ума, – возразила Маргарет. – Разумеется, это единственное объяснение его поведения. Я слышала, что мужчины сходят с ума от любви. Возможно…

– Вы очень находчивы, – мягко прервал ее инквизитор с грустной улыбкой.

– Сатана наделил ее своей хитростью, – проворчал фрай Луис.

– Вы очень находчивы и сразу подменяете правильное объяснение тем, что вам выгодно. Но… – Инквизитор вздохнул и покачал головой. – Но это пустая трата времени, сестра моя. – Фрай Хуан, поставив локти на стол, наклонился вперед и заговорил спокойно и проникновенно: – Мы, ваши судьи, должны помочь вам, сослужить вам добрую службу, и эта наша обязанность по отношению к вам важнее судейской. Искупление греха бесполезно, если оно неискренне. А искренне оно лишь в том случае, если сопровождается отречением от богомерзких чар, которыми наделил вас дьявол-искуситель. Мы скорее жалеем, чем виним, вас за лютеранскую ересь, ибо грех за нее ложится на ваших учителей. Мы преисполнены сострадания к вам и в остальном: вы склонились к греху, потому что за ним – еретическое учение. Но мы хотим, чтобы наша жалость была действенной и направлялась, как повелевает нам долг, на избавление ума от греховной ошибки, а души – от страшной угрозы проклятия. И вы, сестра моя, должны сотрудничать с нами – искренне раскаяться в преступлении, в котором вас обвиняют.

– Раскаяться? – вскричала Маргарет. – Раскаяться в чудовищном абсурде, в этих ложных выводах? – У нее вырвался короткий злой смешок. – Леди Маргарет Тревеньон должна раскаяться в колдовстве? Да поможет мне Бог! Да поможет Он вам! Думаю, что вам понадобится больше доказательств, чтобы подтвердить столь гротескное обвинение.

Помощник прокурора, выслушав ее заявление, попросил фрая Луиса перевести ответ.

– Дополнительные доказательства, возможно, и потребуются трибуналу, и мы надеемся, что вы их нам предоставите. Мы заклинаем вас сделать это, чтобы ваша душа не горела в вечном огне. Если сокрушенный дух и искреннее раскаяние не заставят вас исповедаться, у святой инквизиции есть средства заставить самого упрямого отступника сказать правду.

При этих словах, холодно произнесенных фраем Луисом, у Маргарет мурашки пробежали по спине. На мгновение она лишилась дара речи. Она чувствовала на себе взгляды трех инквизиторов в капюшонах; сострадание фрая Хуана де Арренсуэло было почти божественно в своей беспредельности.

Он поднял руку в знак того, что обвиняемую можно увести. Один из охранников коснулся ее плеча. Слушание дела было приостановлено.

Маргарет машинально поднялась и, наконец познав страх в полной мере, покорно вернулась темным холодным коридором в свою камеру.

Два дня леди Маргарет Тревеньон размышляла в безотрадном одиночестве своей тюрьмы. Последние слова помощника прокурора, вызвавшие в ней страх, и были рассчитаны на то, чтобы сломить ее сопротивление и упорство.

Однако ее размышления приняли совсем не то направление, на которое рассчитывали инквизиторы, что и обнаружилось на следующем судебном заседании.

Тем временем произошло изменение в составе суда. Председателем оставался фрай Хуан де Арренсуэло, священника епархии представлял тот же румяный, насмешливого вида человек, но помощник прокурора был другой – устрашающего вида, с тонким ястребиным носом, почти безгубым злым ртом и близко поставленными глазами, излучавшими, казалось, извечную суровость и недоброжелательность. Он хорошо понимал английский и сносно на нем изъяснялся. Заменили и нотариуса. Нынешний доминиканец вполне прилично владел английским и мог обходиться без переводчика. Присутствовал и фрай Луис.

Фрай Хуан продолжил заседание с того пункта, на котором оно закончилось накануне. Он заклинал обвиняемую заслужить милосердие полным и искренним раскаянием в своих грехах.

Но если, с одной стороны, леди Маргарет была подавлена чувством страха, то с другой – в ней крепло негодование, вызванное собственным открытием. И Маргарет выразила его в полной мере.

– Вам не кажется, что святой инквизиции не подобает прибегать к уловкам? – спросила она председателя трибунала. – Поскольку вы называете себя поборниками правды во всем, позвольте правде поднять голову.

– Правде? Какой правде?

– Я отвечу на ваш вопрос. Невероятно, но факт: вы кое-что упустили из виду. Порою люди не замечают того, что у них перед носом. Дон Педро де Мендоса-и‑Луна – гранд Испании, высокопоставленный джентльмен в этом великом королевстве. Он вел себя как злодей, и любой гражданский суд – мирской, как вы его называете, должен был его покарать. Поступки дона Педро ставят под сомнение его веру в Бога. К тому же, как я понимаю, он совершил святотатство, угрожая священнику, и святотатственное убийство, пролив кровь служителей инквизиции. За эти подтвержденные свидетельскими показаниями преступления его должен наказать суд инквизиции. Казалось бы, ничто не спасет его от правосудия. Но поскольку он высокопоставленный джентльмен…

– Не торопитесь, сестра моя, – прервал ее нотариус, писавший с лихорадочной поспешностью, пытаясь поспеть за ней.

Маргарет сделала паузу, чтоб он наверстал упущенное. Она, как и нотариус и остальные члены суда, была кровно заинтересована в том, чтобы ее слова были занесены в протокол заседания. Потом она продолжила свою речь, стараясь говорить медленнее:

– Но поскольку дело осложняется тем, что он высокопоставленный джентльмен, несомненно очень влиятельный, надо взвалить его вину на кого-то другого, найти козла отпущения. Нужно доказать, что он не отвечает за свои злодейства перед людьми и Богом, что он был околдован английской еретичкой и по ее злой воле ступил на стезю порока, способную погубить и его, и его бессмертную душу.