– Наверное, Роберт пьяный с лестницы упал и сильно расшибся? – спросил я.
– Ты угадал! – восхищенно произнес он, посмотрел мне в глаза своими прищуренными и продемонстрировал, что помогло ему стать царем и усидеть на троне: – Он не сам упал?
– Слишком многим мешал, – произнес я в ответ.
О том, что князья Ахейские – мои родственники, Иван Асень точно знал и о том, что я был в Андравиде прошлым летом, тоже знал, судя по тому, как поморщился его лоб при сопоставлении фактов. Смесь восхищения и опаски на его лице сообщили, что сопоставил правильно.
– Ты мне не мешаешь, и делить нам с тобой нечего, – успокоил я царя Болгарии.
– Даже если я стану Латинским императором? – спросил он якобы в шутку.
– Тем более. Тогда мне не надо будет платить пошлину за проход по Босфору, – ответил я также шутливо и спросил уже серьезно: – Собираешься выдать дочь за Балдуина и стать при нем регентом?
Иван Асень хмыкнул, поражаясь моей проницательности, и произнес удивленно:
– Не пойму, почему ты до сих пор удельный князь?!
– Потому что просчитываю на много ходов вперед, – ответил я. – Сейчас не время становиться Великим князем. Скоро на Русь придут татары и перекроят ее всю.
– Ты уверен, что они придут к вам? – спросил он.
– И не только к нам, но и до Адриатического моря дойдут, – ответил я. – Они захватят все земли, где можно кочевать, и ограбят и разорят соседние.
– Значит, и ко мне пожалуют? – задал он вопрос.
– Возможно, – признался я. – Но горы они не любят. Так что надолго здесь не задержатся.
– Когда нападут, перебирайся со своей дружиной ко мне. Дам тебе область на берегу моря, – предложил царь.
– На меня не нападут, уже стал их союзником на Калке, – сообщил я.
– Предлагаешь и мне стать их союзниками? – спросил он.
– Становиться их союзником тебе ни к чему, – ответил я и объяснил: – Они здесь надолго не задержаться. Пограбят и уйдут в приволжские степи. Лучше откупись от них. И ни в коем случае не убивай послов. Тогда тебя ни что не спасет.
– Может, так и сделаю, – сказал Иван Асень и спросил совет: – А дочь есть смысл отдавать за Балдуина?
– Решай сам, – произнес я. – Латинская империя скоро падет. Нельзя долго править большим народом, если вас мало и вы другой веры. Ромейская империя восстановится, а дети твоей дочери будут считаться латинянами.
– Пока это случится, латиняне не будут нападать на нас, – сказал царь Иван.
– Зато потом начнут нападать ромеи, – возразил я. – Лучше иметь соседом слабого, который будет бояться твоего нападения, чем сильного, нападения которого будешь бояться ты.
– Если не я стану регентом Балдуина, то Феодор Ангел, Эпирский деспот, захватит Константинополь, – предположил царь Болгарии. – Тогда он будет слишком сильным и нападет на меня. Пока есть Латинская империя, я ему нужен. Мы заключили с ним союзнический договор.
– История учит, что договорам не стоит верить, особенно договорам с ромеями, – предупредил я. – Но в твоей ситуации действительно лучше, чтобы Латинская империя просуществовала подольше. Попробуй стать ее регентом. Если рыцари согласятся.
– Вот для этого ты мне и нужен, – сказал царь Иван и разъяснил: – Если кто-то будет мешать замужеству моей дочери, нападу на его владения. Ты умеешь бить латинян, и у тебя есть тяжелая конница, которой у меня мало.
– У меня всего две сотни, причем половина малоопытна, – предупредил я.
– Твои две сотни, да мои три, да половцы Сутовкана – не слабый отряд получится, – подсчитал он. – Можешь еще и пехоту привести. Я щедро оплачу, никто не пожалеет.
Как мне рассказали болгарские дружинники, сопровождавшие нас в Тырново, Иван Асень внял моим советам и провел несколько мероприятий, благодаря которым у него стало больше земельной собственности и резко увеличились доходы от торговли. Это позволило ему отказаться от боярских дружин и начать создавать профессиональную армию.
– До зимы уже не успею, – сказал я.
– В этом году и не надо. В Константинополе еще думают. Как меня предупредили мои советники, раньше следующей весны, а то и осени, ответа не будет, – рассказал он. – Ждут, когда Папа Римский утвердит Балдуина императором, послали к нему посольство.
– Если бы сильно хотели, управились бы за месяц, – молвил я.
– В том-то и дело, что не очень хотят, но выбор у них не большой: или я, или Феодор Ангел, или Иоанн Ватацес. Я – наименее опасный, – ухмыльнувшись, сообщил Иван Асень. – Так что, когда трава у вас вырастет и дороги подсохнут, приводи свою дружину. Пригодится – хорошо, нет – заплачу за службу, возмещу расходы и отпущу домой.
– У меня одно условие: командую я. Через тебя или напрямую – мне все равно. Если решишь, что слишком рискую или не внушаю доверия, будешь воевать без меня, расстанемся друзьями, – сказал я.
– Согласен, – быстро произнес царь Болгарии.
Видимо, ждал более тяжелое условие. Мы обговорили детали, после чего отправились пировать.
Через три дня, обзаведясь изжогой из-за непомерного количества выпитого сухого вина, я поехал в Созополь. Все-таки наш ставленый мед лучше: и крепче, и на желудок влияет положительно даже в больших количествах.
Второе судно, двухмачтовый неф, мы взяли неподалеку от Трапезунда. Он, пользуясь задувшим вчера юго-восточным ветром, вышел из столицы империи в сторону Босфора. На судно, идущее со стороны открытого моря к Трапезунду, капитан нефа сперва не обратил внимание, принял нас за купца. Привыкли они здесь к спокойной жизни. Только когда мы оказались у нефа с наветренного борта и сменили курс, пойдя на сближение, капитан понял свою ошибку и повернул в сторону берега. Не знаю, что он там собирался делать. Разве что посадить судно на мель и с экипажем сбежать на берег. Не успел. Мы быстро догнали его, зацепились «кошками», подтянулись к нему и опустили «ворона». Никто нам не мешал. Главная палуба, фор– и ахтеркастли были пусты. Как будут говорить на советских военных кораблях, экипаж заныкался по шхерам.
Я со штурмовой группой перешел на борт нефа. Дружинники рассредоточились по судну, заняв ключевые позиции. Делали все быстро и без суеты. Набрались уже опыта.
Подойдя к кормовой надстройке, я крикнул на греческом:
– Капитан, выходи!
Открылась дверь каюты и, щурясь от слепившего в глаза солнца, на палубу вышел венецианец, худой, длинный и сутулый, с узким лицом, таким кислым, что я не разрешил бы ему даже на свежее молоко смотреть. На нем были черная островерхая шапка, заломленная назад, белая шелковая рубаха, черная льняная туника, подпоясанная кожаным ремнем с золотой пряжкой и тремя золотыми висюльками на конце, свисающем спереди почти до коленей, черные штаны до лодыжек и коричневые кожаные тупоносые туфли с золотыми овальными пряжками. На ремне висел кожаный кошель, туго набитый. Видимо, капитан готовился к бегству. На левой руке перстень-печатка, на правой – перстень с рубином и второй с опалом.
