Алистер Маклин - Роковой рейд полярной «Зебры»

— Хорошо, всплываем немедленно, — согласился Свенсон.

Он отвернулся от штурманского стола, рядом с которым мы стояли, и направился к пульту управления погружением и всплытием. Походя он спросил у штурмана:

— Ты что-то хотел сказать, Уилл?

Лейтенант Рэберн повернулся ко мне спиной и понизил голос, но у меня всегда был на редкость острый слух. Штурман проговорил:

— Вы видели его лицо, капитан? Я уж думал — он вот-вот кинется на вас с кулаками.

— Вот и он, — сказал Свенсон. — Ледяной барьер. «Дельфин» держал курс строго на север: его цилиндрический корпус в один миг почти целиком ушел под воду — лодка, тяжело рыская по морю, двигалась со скоростью менее трех узлов; энергии мощного атомного двигателя вполне хватало, чтобы приводить в движение два больших восьмифутовых винта и поддерживать наименьшую скорость, при которой лодка слушалась руля, но не больше: в тридцати футах прямо под мостиком, где мы стояли, самые современные гидроакустические приборы непрерывно прощупывали окружающее нас водное пространство, но даже с ними Свенсон держался все время начеку, опасаясь случайно столкнуться с плавучей ледяной глыбой. Полуденное арктическое небо было сплошь затянуто тучами — было не светлее, чем в поздние сумерки. Термометр на мостике показывал температуру забортной воды 28 градусов по Фаренгейту, а воздуха — 16.

Штормовой норд-ост срывал пену цвета стали с валов, и брызги, тут же превращавшиеся в лед, буквально обстреливали боевую рубку со всех сторон, разбиваясь вдребезги о ее прочное ограждение. Было ужасно холодно.

Хотя я плотно застегнул толстую байковую куртку и закутался в дождевик, охватившая меня дрожь никак не унималась; тщетно пытаясь укрыться за брезентовым навесом, я глядел в ту сторону, куда Свенсон указывал рукой, — даже несмотря на оглушительный рев ветра и яростный грохот ледышек о стены и ограждения рубки, я слышал, как у капитана стучат зубы. Впереди, меньше чем в двух милях, виднелась длинная, узкая, грязно-белая и более или менее ровная полоса — она, казалось, растянулась во всю ширь северного горизонта. Мне случалось видеть это и раньше — зрелище, в общем-то, малоинтересное, к такому глаз человека не может привыкнуть никогда, но не из-за его однообразия, а из-за того, что оно представляет собой по сути: то был самый край полярной ледяной шапки, прикрывавшей крышу мира и простиравшейся — в это время года — сплошным неоглядным ледовым полем от той точки, где мы находились, до самых берегов Аляски — на другом конце света. И нам предстояло идти под этим покровом. Идти вперед, чтобы в сотнях миль отсюда найти людей, которые гибнут, или, быть может, уже погибли. Этих людей мы будем искать вслепую, с Божьей помощью, потому что они затерялись где-то посреди великой ледяной пустыни, уходящей в необозримую бесконечность, и мы совершенно не представляли, где они сейчас находятся.

Сообщение, которое мы получили сорок девять часов назад, было последним. С тех пор — полная тишина. Радиостанция траулера «Морнинг стар» работала почти беспрерывно два дня, пытаясь обнаружить дрейфующую станцию «Зебра», но унылая северная ледяная пустыня хранила безмолвие. Ни слова, ни сигнала, ни малейшего шума — ничего не доносилось с того заброшенного края земли.

Восемнадцать часов назад русский атомный ледокол «Двина» подошел к краю барьера и начал решительно пробиваться к центру ледяной шапки, но безуспешно. Сейчас, в начале зимы, лед был не настолько тяжелым и плотным, как в марте, когда его толщина и плотность достигают максимального предела, — считалось, что «Двине» с ее мощным двигателем и прочным корпусом не составит труда пробить лед толщиной восемнадцать футов, а при более благоприятных условиях — проложить себе путь аж до самого Северного полюса. Однако из-за того, что уже в это время плотность и толщина льда оказались слишком высокими, все усилия ледокола были почти безнадежными. С трудом одолев сорок миль в сплошном ледовом поле, «Двина» остановилась перед огромной ледяной двадцатифутовой глыбой, основание которой, вероятно, находится под водой на глубине сто футов. Согласно последним сообщениям, «Двина» получила серьезные повреждения в носовой части и в настоящее время предпринимает попытки вырваться из ледового плена. Таким образом, настойчивые действия русского ледокола ни к чему не привели, кроме как к улучшению взаимоотношений между Востоком и Западом, о чем на протяжении многих лет никто и помышлять-то не мог.

Но первая неудача не остановила русских. Совместно с американцами они совершили несколько полетов над заданным районом на новейших дальних бомбардировщиках. Несмотря на сплошную облачность, ураганный ветер, снежные заряды и угрозу обледенения, самолеты, оснащенные сверхмощными радиолокационными системами обнаружения, облетели предполагаемый район бедствия вдоль и поперек раз сто. Однако ни одного сообщения о том, что им удалось что-то обнаружить, не поступило. Приводились различные доводы, объясняющие причину неудачи, постигшей, главным образом, стратегический бомбардировщик Б-52, чья бортовая РЛС, как считалось, могла обнаружить домик на контрастном фоне и при нулевой видимости даже на расстоянии десять тысяч футов. Высказывались предположения, что домиков уже нет или — РЛС не смогли их обнаружить потому, что они покрылись льдом и на фоне торосов стали невидимыми, или — самолеты вели поиск не в том месте. Наиболее вероятное объяснение, однако, заключалось в том, что сигналы, посылаемые бортовыми РЛС, проходя сквозь плотную завесу из ледяных частиц, обложившую район поисков, были искажены. Но, какие бы доводы ни приводились, дрейфующая полярная станция «Зебра» хранила полное молчание, как будто там не осталось ни одной живой души, или она попросту не существовала.

— Нет смысла торчать на мостике, иначе мы совсем околеем, — не сказал, а почти крикнул капитан Свенсон, чтобы я мог его расслышать. — Если мы собираемся идти подо льдом, погружаться нужно прямо сейчас.

Встав спиной к ветру, он пристально смотрел на восток — там, в какой-нибудь четверти мили от нас, медленно раскачивался на волнах огромный траулер. «Морнинг стар», простояв два последних дня у самой кромки пакового льда, тщетно прослушивая эфир, ложился на обратный курс — он собирался возвращаться в Гулль: запасов ему хватало едва-едва.

— Дайте сигнал, — скомандовал Свенсон стоявшему рядом матросу. — Идем на погружение — под лед. Всплывать не будем, по крайней мере, дня четыре. Максимум — четырнадцать.

Повернувшись ко мне, капитан сказал:

— Если за это время мы их не найдем… Я кивнул, и он продолжал: