— Ограбил одного из наших ребят — Сэма, — продолжал Генри, — самого хорошего, самого доброго парня, который когда-либо жил на свете.
— Настоящий молодец, ей-богу, — подтвердил Дик.
— Тот такой высокий, красивый человек, — продолжал Генри, — и этот парень сидит в его одежде.
Посетители пристально разглядывали Сэма, а тот сидел, разинув рот, слушая красноречивые, но несколько неуместные похвалы себе. В каждой толпе всегда находятся люди, добровольно взявшие на себя обязанность исправлять всякое зло, и один из таких субъектов тотчас же предложил вернуть платье его законному владельцу.
Его предложение было с восторгом принято, и человек двенадцать окружило злополучного Сэма.
— Пожалуйста, выйдите, господа! — торопливо попросила служанка.
Они вышли в переулок, таща за собой Сэма, который отбивался, как сумасшедший, и чуть не сбил с ног трех проходивших солдат. Из них двух звали Мерфи, а третьего О'Салливан[4]. Поэтому произошел настоящий бунт, для подавления которого понадобились три полисмена и ночной сторож. Сэм, обрадованный возможностью удрать, видел только начало свалки и не обернулся, пока между ним и остальными не оказалось около полумили.
Он не хотел изменять повару, но считал, что обстоятельства оправдают его, если он выпьет кружку пива. Потом он медленно стал прохаживаться взад и вперед по улице, раздумывая, продолжать ли ему поиски или вернуться на шхуну. Побродив полчаса, он решил, не отступать перед наглостью Дика и юнги, остановился перед первоклассным рестораном и вошел туда. Несколько хорошо одетых мужчин, резко отличавшихся от вульгарных посетителей первого кабачка, увидев Сэма, неодобрительно покачали головами, но не рассердились. Сэм хотел уже уйти, когда вошел высокий чернобородый человек.
— Плохая работа, — сказал высокий человек, глядя на шнурки.
— Да, сэр, — униженно подтвердил Сэм.
— Но вид у вас такой, как-будто вы здорово кормитесь с этого дела, — строго заметил бородач.
— Это только так кажется, сэр, — грустно покачал головой Сэм, направляясь к двери.
— Пьете, наверно, — сказал тот.
— Нет, сэр, — ответил Сэм.
— А когда вы ели в последний раз?
— Вчера утром, сэр, — грустно сказал Сэм, незаметно выковыривая языком из зуба кусок хлебного мякиша.
— Погодите, я сейчас закажу вам чего-нибудь. — И бородач отошел к стойке.
Сэм улыбнулся и уселся на скамью. Он слышал, как его новый друг заказал кружку пива, и уже приготовился сказать что-нибудь очень дружеское, выжидательно вытерев рот ладонью. Но кровь застыла у него в жилах и нижняя челюсть отвалилась, как у покойника, когда он увидел, что бородач несет пол каравая хлеба.
— Вот, братец, — ласково сказал он Сэму. — Разделывайтесь-ка с этим поскорее!
Сэм взял хлеб, снова забормотал что-то о жене и детях, которым надо отнести хлеб, и попытался уйти.
— Скушайте этот кусок, а для детей и жены я вам дам два целых хлеба, — сказал благодетель.
Хлеб выпал из дрожащих рук Сэма и покатился на пол. Кто-то поднял его и, обтерев рукавом, снова подал Сэму.
— Не стесняйтесь, — сказал бородач, отхлебнув пива. — Кушайте.
— Я… я сначала хочу накормить детей, — дрожащим голосом сказал Сэм.
— Сейчас же съешьте хлеб или я позову полисмена, и вас арестуют, — повысил голос бородач. — Вы, кажется, просто жулик. Где ваше разрешение на торговлю?
Сэм, совершенно взбешенный, откусил кусок хлеба и попытался проглотить его. Он налил воды из графина и, запивая каждый кусок, съел за пять минут столько же кусочков хлеба.
— Ешьте все! — строго приказал благодетель.
— Не буду я есть! — рассердился вдруг Сэм. — Пусть меня черти поберут, не буду!
Тот встал и подошел к двери.
— Зайдите-ка сюда на минуточку, констебль, — спокойно сказал он.
Дверь внезапно отворилась, и Сэм, все еще держа кусок хлеба, увидел Дика и Генри. Они посмотрели на него и грустно покачали головой. Высокий человек с бородой опустился на стул и стал хохотать до слез, когда Сэм, поняв ловушку, в которую лопался, швырнул хлебом в юнгу и бросился вон. Возмущенный до бешенства, он решил никогда в жизни больше не возиться со шнурками для ботинок и отшвырнул их далеко в сторону.
— Алло, Сэм, — окликнули его с противоположного тротуара. — Что-нибудь удалось?
Сэм безмолвно покачал головой.
— Да ты, верно, пил. — И повар, подойдя, пристально поглядел на него.
— Нет, не пил, ответил Сэм.
Вдруг у него мелькнула нехорошая мысль, и он взял повара за локоть.
— Послушай, кок, вон там есть пивная, — сказал он дрожащим голосом, — и там сидит старик, в котором я что-то не уверен. Может, ты сходишь и взглянешь на него?
— А какая пивная? — спросил наивный повар.
Сэм, злорадствуя, повел его к месту своих мучений, и, когда тот вошел, стал подслушивать у дверей.
— Отчего они не говорят громче? — сердито проворчал он.
Гул голосов едва достигал его уха. Как он ни старался, он ничего не мог разобрать, и уже хотел было приоткрыть дверь и заглянуть, как раздался дикий взрыв хохота. За ним последовал другой, такой, что стекла пивной задрожали, и физиономия Сэма расплылась в умиротворенную, блаженную улыбку, когда он представил себе то, что происходило внутри.
— Довольно, — повышался слабый голос повара. Снова взрыв смеха. Сэм ухмыльнулся еще шире.
— Да вы меня уморите! — дрожащим голосом сказал повар.
— Тебе не хуже, чем мне, миленький, — удовлетворенно сказал про себя Сэм.
Раскаты смеха усилились, и Сэм с изумлением услышал, что и повар присоединился к ним. Он совершенно растерялся. Вдруг голос повара отчетливо произнес:
— Бедный, старый Сэм! Бедный парень! Да я бы все на свете отдал, чтобы только присутствовать при этом!
Сэм внезапно выпрямился и, затаив дыхание, отошел на цыпочках от дверей. Крадучись, пошел он по улице. Позади него гремел хохот из окон бара; голова у него шла кругом, и только одно казалось ему непреложным: надо сначала уничтожить "синдикат", а потом кока! Он вернулся на борт, в пустом кубрике забрался на свою койку и забылся крепким сном, настолько крепким, что другие, вернувшись через час, не могли его никоим образом разбудить, пока догадливый Генри не швырнул в него ломтем хлеба. После этого никому не пришлось спать, потому что каждый берег свою собственную шкуру.
Поиски в Баймуте продолжались без помощи Сэма. Он предпочитал все время, пока "Чайка" там стояла, быть на борту, чтоб не встречать на берегу веселых людей, желавших, во что бы то ни стало купить шнурки для ботинок. С Диком и юнгой он совершенно не разговаривал, и только в Кокльмуте он соизволил принять от повара немного табаку для трубки.
