Далее штурман нарисует вам треугольник Лира—Лебедь — Орел, начертит огромного Дракона, покажет Орион, похожий на паука, яркий его пояс, а на продолжении пояса Ориона — красивейшую звезду ночного неба, Сириус…
Ниже — те же созвездия на старинной карте.
КРУГ НЕЗАХОДЯЩИХ ЗВЕЗД
Станьте у мачты, запрокиньте голову, стойте неподвижно. Всмотритесь в звезды. У каждой — свой цвет. Арктур—красноват, Сириус — чисто голубой, Ригель — крайняя звезда в созвездии Ориона — светит спокойным зеленоватым огнем.
Все звезды движутся. Медленно поворачивается небесная чаша, унося за горизонт одни звезды, поднимая другие. Только Полярная звезда, как блестящее острие спицы, в которую упирается чаша, остается неподвижной.
Пронаблюдайте вечер, второй, и вы заметите — есть звезды незаходящие. Они описывают небольшие круги вокруг Полярной, не касаясь горизонта.
Круг на сфере небесной, отсекающий их от остальных светил, — круг незаходящих звезд. Станьте на полюсе, и круг обнимет все небо.
В плавании я каждую ночь выхожу на крыло мостика и смотрю в небо. В нем много старых знакомых: Арктур, Ригель, Сириус… Когда мы были курсантами, по ночам мы чуть не плакали, исписывая десятки страниц колонками цифр. Мы рассчитывали по этим звездам место корабля. Корабль шел вне видимости берегов. Незаходящие звезды освещали его путь.
Ну какая, право, в пустыне жизнь? Пустыня и есть пустыня. Пусто в ней.
Не во всякой. Выйдите на палубу. Присмотритесь, прислушайтесь.
Вот вспорхнула на поручень черно-белая птичка. Это пуночка. Она залетела к нам с берега из желтой болотистой тундры.
Вдали на льдине черные дольки. Это лежат отдыхают тюлени. Солнце пригрело—лежебокам тепло. Лежит тюлень, глаза закрыл, а круглые неприметные уши настороже — все слышат. Чуть что, по-змеиному шевельнул телом — и кувырк в воду.
А вот и звук долетел. Тяжело кто-то за бортом вздохнул. Вздохнул, фыркнул и со всплеском снова ушел на глубину. Это клыкастый морж.
Хорошо в Арктике тюленям и моржам, а могло быть еще лучше. Все портит мишка — белый медведь. Нет страшнее врага. Пробовали тюлени от него подальше в море уходить. Куда там! Чуть не до Северного полюса добирается по льдинам белый бродяга. Правда, мало медведей сейчас осталось в Арктике. Недаром охота на них запрещена. Теперь всякая встреча с медведем — редкость. Встретился — смотри во все глаза.
РЫБА И МЕДВЕДЬ
Работали на берегу полярного моря инженеры-топографы, искали место для завода.
Работали месяц, работали два. Подошла зима.
Забило море льдом.
Пошел один инженер со льда рыбу ловить. Взял удочки, ружье на всякий случай прихватил.
Выбрался на лед, от берега отошел, видит — у полыньи медведь. Большой, желтый, головастый.
Стал инженер подкрадываться. Никогда он белого медведя вблизи не видел,
А медведь то подойдет к полынье, то отойдет. То подойдет, то отойдет.
«Что такое?»
Зашел человек за ледяную скалу — торос, лег на живот и пополз.
Выглянул из-за тороса.
«Вот оно что!»
В полынье рыба. Медведь подойдет — она на другую сторону. Медведь отойдет — она вернется. Так стаей и ходит.
«Молодец рыба! — думает инженер. — Голова меньше мишкиной, а промаха не дает. Не поймать ее медведю!»
Посмотрел вниз — под торосом во льду щель. Мелкая — голубое дно видно.
Походил медведь взад-вперед, сел на лед. Чешет в затылке лапой, думает.
Думал, думал — и надумал.
Обошел полынью кругом, зацепился передними лапами за лед, слез задом в воду и поплыл.
Интересно инженеру: что медведь дальше будет делать? Пополз инженер вверх по торосу, На самую макушку забрался, смотрит.
А медведь плывет, медленно лапами загребает, гонит перед собой рыбу.
Гнал, гнал — и загнал ее в щель.
Влез в нее сам и давай по воде лапищами бухать: бумм! Бумм!
Оглушит рыбину, зацепит ее пятерней — и в пасть. Всю до одной съел.
«Ах ты хитрец! — думает инженер. — Мне не оставил. Дай я тебя попугаю… Стоп, а где ружье?»
Пошарил рукой, а ружья-то и нет — под торосом забыл! А ну как медведь сюда придет!
Скорей за ружьем!
Пока за ружьем лазал, медведь ушел.
Идет инженер домой без рыбы, а довольный: редкую штуку — медведя-рыбака — подсмотрел.
ПОДВОДНЫЙ ПАХАРЬ
А эта история случилась с другим моим знакомым, когда он плавал на гидрографическом судне, изучал с помощью телевизора морское дно.
Опустили они однажды свою камеру под воду. Медленно плывет судно, медленно плывет на экране изображение дна. Ил… песок… редкие кустики водорослей. Ни рыб, ни животных… Скука!
Вдруг смотрят — на дне появились борозды. Одна, вторая, третья…
Ряд за рядом. Да такие аккуратные — будто кто-то нарочно перекопал ил, разрыхлил его, потрудился на совесть.
Только откуда быть на дне пахарю?
В это время судно остановилось.
Все ушли, а мой приятель остался у телевизора. «Авось, — думает, — увижу этого земледельца».
И дождался.
Мелькнула на экране тень, медленно проплыла мимо камеры здоровенная туша. Круглая голова, затылок в складках, ласты к бокам прижаты, плоский хвост вверх-вниз колышется. Повернулась голова — усы, два клыка-бивня вниз торчат. Морж!
Опустился зверюга на дно и давай клыками ил ковырять. Гребков десять сделал — грядку вскопал. Назад плывет — мордой в перепаханный ил тычет.
Э-э! Да это же он из борозды раковины выбирает! Жители их — моллюски — народ хитрый, от врагов всегда в ил закапываются.
Здорово придумали, а морж — не хуже. Плывет, губами толстыми шевелит, раковину за раковиной раскусывает.
Чем не морской пахарь?
Неподвижная стамуха
Летел один журналист на Север.
Когда собирался лететь, друзья предупредили:
— Будешь в Арктике, с моряками о льдах не разговаривай — не показывай свою морскую неграмотность.
И вот самолет в воздухе. Под крылом — Арктика.
Сосед журналиста — капитан ледокола. Летят, молчат. Капитан читает газету.
Посмотрел журналист вниз, видит — вдоль всего берега светлая ледяная полоса. «Надо, — думает, — с человеком разговор завести. Мерзлая вода как раз по его части».
— Ишь какой ледок! — говорит.
Капитан покосился в окно:
— Заберег!
И снова умолк.
Посмотрел журналист: все шире становится полоса, край ее далеко уже от берега отошел.
