А ведь были попытки наставить его «на путь истинный». В политотделе Непрядову давали понять, что не мешало бы ему по-отцовски повлиять на сына, чтобы тот покаялся в содеянном: глядишь, и офицерские погоны получил бы со временем. Только Егор уклонялся от каких бы то ни было обещаний на этот счёт, не желая портить отношения с сыном. Стёпка это сознавал и потому был особенно благодарен отцу за его терпеливое великодушие.
Став мичманом, Стёпка окончательно перебрался жить в отцовскую квартиру. Начальство это ему позволило, а Егор ничего более лучшего и желать не мог. Теперь опять всё свободное время они проводили вместе. Занимались в основном тем, что разбирали дедовы записи по пчеловодству. Чтоб не пропали они, Егор вывез их в своём чемодане из Укромовки все, вплоть до последнего листочка.
— Как говорится, ни злата, ни серебра дед нам не завещал, — рассуждал Егор. — Да это и не нужно, поскольку вот этим самым записям его цены нет, — и заверял в полной своей уверенности. — Мы ещё, Стёпка, эту самую дедову науку не только вместе осилим, но и дальше двинем её.
— А почему бы нет? — соглашался сын. — Ты помнишь, он хотел добиться того, чтобы мёд стал бы дешевле сахара? И чтобы покупали его в магазинах, как соль или спички… Но это всё для людей. Значит, и Богу угодно. Поверь, пап, ничего так больше не желаю, как получить сан и вернуться в нашу Укромовку. А церковь заброшенную я там снова подниму, чего бы это мне ни стоило.
— Верю, сынок, что так и будет, за плечами у тебя века… — соглашался отец. — Дай только срок. Вот я и сам, как только выйду в отставку, да вернусь домой… мы же горы с тобой своротим. Добьёмся всего того, что дед нам с тобой наказывал. Так ведь?
— Мы постараемся, пап, — отвечал сын.
А Егор думал, как он сейчас изумительно похож на свою мать — те же самые узнаваемые черты лица и особенно глаза — широко распахнутые, как у большой птицы…
— Вот с моря этот раз вернёшься, — делился Стёпка своими соображениями, — и я, наверное, попрошу твоего благословения… Дослуживать мне всё равно ведь меньше года осталось.
— Да неужто женишься?! — воскликнул удивлённо отец.
— Думаю, что уже скоро.
— И кто же она, уж не Светланка ли из соседнего подъезда? — предположил Егор, припомнив давнишнюю школьную подружку своего сына.
— Конечно же, она, — с улыбкой отвечал сын. — Мы ведь, Непрядовы, все однолюбы, как дедушка говаривал.
И не мог уже Егор вслух не посетовать.
— А всё же лейтенантом гляделся бы краше попа. И Светлана твоя, смекаю, ничего не имела бы против.
Степан на это ничего не ответил, только ещё упрямее сжал губы.
Не имел возможности Непрядов поближе познакомиться со своей будущей невесткой. Запомнил её девчушкой-школьницей, которая иногда по-соседски приходила к сыну делать уроки. Но какой она стала теперь, мог представить лишь со слов Степана. Надо полагать, Светлану совсем не смущала перспектива сделаться попадьёй. В том был её добровольный выбор, искреннее влечение сердца. Непрядов и здесь во всём доверялся сыну, надеясь на его правильный выбор, о котором он никогда не будет жалеть.
— Внука хочу, — напомнил Егор. — Вы уж с этим делом не откладывайте. А то мне, старику, на пенсии скучно будет.
Степан смущённо и таинственно улыбнулся, не желая пока раньше времени касаться этой темы. Поскольку прежде он должен был ещё закончить службу и поступить в духовную академию. Что же касается отца, то ведь и его понять можно — он мечтал о продолжении своего рода.
День выхода в море подкрался как-то незаметно. Как ни старался Егор, так и не переделал всех намеченных дел. Впервые казалось, что он оставляет на берегу что-то очень важное. Тяготило, что он так и не смог побывать в дедовой церкви, чтобы взглядом попрощаться с Непрядом, далёким предком своим. Тревожился за Стёпку, судьба которого окончательно не определилась. Болел душой и за Лерочку, которая во многом по его — Егоровой вине оказалась на чужбине. Кто знал, суждено ли когда-нибудь им снова свидеться, чтобы попытаться понять и простить друг друга. Не хотелось даже в мыслях допустить, что Лерочка могла бы забыть его, выкинув из своего сердца. Слишком многое их в этой жизни связывало. И должна будет помнить хотя бы потому, что на всём земном шаре существует единственная точка, куда каждый из них, хотя бы порознь, станет непременно стремиться всю оставшуюся жизнь. Это могила их дочки. Верилось, что у заветной ограды они могли бы однажды снова повстречаться. С этой утешительной надеждой и собрался Егор выйти в море.
На этот раз поход слишком долгим не предвиделся. Предстояло обычное плановое патрулирование в высоких широтах. Обстановка, в целом, на морском театре была спокойной и не имелось никаких причин беспокоиться по поводу её возможного осложнения.
Как обычно, проводить Непрядовскую лодку на пирс прибыло всё штабное начальство. Пока не настало расчётное время отхода, офицеры курили, собравшись в кружок. А в сторонке скромно стоял Степан, дожидаясь, когда можно будет попрощаться с отцом. Егор кивнул ему, сейчас, мол, подойду, вот только отделаюсь от начальства.
Непрядов чувствовал себя как под прицелом снайперской винтовки. Командир дивизии, как всегда, благожелателен к нему, начальник политотдела — дипломатично сдержан, особист — по привычке двусмысленно улыбчив. Часом раньше Горохов провёл с Егором очередную беседу, порядком подгадив ему перед выходом в море настроение. На этот раз кавторанга мёртвой хваткой готов был вцепиться в Колбенева, почему-то потребовав его в море не брать, а оставить на берегу, в распоряжении политотдела. Егор с этим не согласился и настоял на своём. Горохов же, в свою очередь, дал понять, что сделает необходимые выводы уже в отношении самого Непрядова. Егор на этот намёк не отреагировал, чем окончательно взбесил самолюбивого особиста. Разумеется, Горохов мог бы за поддержкой обратиться к адмиралу, однако предпочёл этого всё же не делать. Возможно, он сомневался, что Бахарев без достаточных оснований согласится со списанием Колбенева на берег. Несговорчивый командир был всё ещё особисту не по зубам. Горохов, естественно, тешил себя мыслью, что у него оставались в руках все козыри, чтобы однажды «подмочить» Непрядову репутацию. А ждать он умел.
За несколько минут до отхода, стоя у трапа, отец с сыном напоследок обнялись. Крепко держа Степана за плечи, Егор полюбовался им: высок, статен, русоволос и мичманская форма ладно сидит на нём. «Ну, что б такому молодцу, спрашивается, на флоте не послужить?» — с сожалением снова и снова думал Егор. Пытался представить его в рясе и… никак не мог.
