Мне нечего делать, и я принимаюсь рассматривать развешенные по стенам картины. Все знакомые лица. Лицо моего отца я помню хуже, чем эти лица. Вашингтон, Франклин, Грант, Линкольн. Люди, которым бюрократизм был так же ненавистен, как кошка собаке. «Пусть эта страна навсегда останется страной свободы, где найдет убежище всякий преследуемый и травимый, если им руководит добрая воля». «Пусть эта страна принадлежит тем, кто ее населяет».
Но, разумеется, так не могло продолжаться вечно. «Пусть эта страна принадлежит тем, кто ее населяет». Пуританская совесть не допускала сказать коротко и прямо: «Страна принадлежит нам, американцам», потому что здесь были и индейцы, которым эта страна была дана самим богом, а пуританин должен чтить божий закон. «Где найдет убежище преследуемый и травимый». Хорошо, если все там живущие – преследуемые и травимые из всех стран. А преемники этих преследуемых и травимых держат на запоре эту предоставленную всем людям страну. И чтобы запор был понадежнее, чтобы ни одна мышь не могла пробраться туда, эта страна запирается от своих собственных сынов. Ведь под видом сына мог бы пробраться переодетый в его платье сосед.
Консул возвращается и садится снова. Он придумал новый вопрос:
– Вы, может быть, бежали из тюрьмы или преступник, которого всюду разыскивают? А я выдам вам паспорт на указанное вами имя, и этот паспорт спасет вас от справедливого наказания.
– Да, так оно и есть. Я уже вижу, что пришел к вам совершенно напрасно.
– Мне, право, очень жаль, что я не могу помочь вам. Мои права не так велики, чтобы я мог выдать вам паспорт или какую-нибудь другую бумагу, способную вас легитимировать. Вам следовало обращаться более осторожно с вашей карточкой. Такие вещи нельзя терять в наше время, когда паспорт важнее всего другого.
– Мне все-таки хотелось бы узнать одно…
– Да, что именно?
– Здесь была толстая дама с бриллиантовыми кольцами на пальцах, которые она едва могла поднять от тяжести золота и бриллиантов. Она ведь тоже потеряла свой паспорт, и вы тотчас же дали ей другой. И вся эта церемония длилась не более получаса.
– Но ведь это была мисс Салли Маркус из Нью-Йорка. Вы, вероятно, слышали это имя? Это солидный банк, – сказал он с таким жестом и с такой интонацией, как будто хотел сказать: ведь это же был принц Уэльский, а не моряк, у которого из-под носа ушел корабль.
Вероятно, по выражению моего лица он увидел, что я не вполне уяснил себе смысл сказанного, и добавил:
– Вы, наверно, уже слышали это имя. Один из крупнейших ньюйоркских банков.
Я все еще был в недоумении и сказал:
– Я вовсе не уверен, что эта дама американка. Я готов биться об заклад, что она родилась в Бухаресте.
– Откуда вы это знаете? Мисс Маркус действительно родилась в Бухаресте, но она американская гражданка.
– А разве при ней был документ об ее гражданстве?
– Конечно, нет.
– Откуда же вы узнали, что она американская гражданка? Ведь она еще не научилась как следует говорить по-английски.
– Для этого мне не нужны доказательства. Банкир Маркус достаточно известная личность. А кроме того, она приехала в первом классе на корабле «Мажестик».
– Ах наконец-то я понял. Я ведь прибыл в матросском кубрике на транспортном судне, на котором был всего только палубным рабочим. Это, конечно, ничего не доказывает. Солидный банк и каюта первого класса доказывают все.
– Дело совсем не в этом, мистер Галле. Я уже сказал вам, что ничем не могу вам помочь. Бумаг я вам выдать не могу. Я лично верю тому, что вы мне сказали. Но в случае, если бы полиция привела вас сюда с тем, чтобы мы признали и приняли вас под свою ответственность, мне пришлось бы отказаться от вас, а также от того, что вы американский гражданин. Я не могу поступить иначе.
– Значит, я должен погибнуть в чужой стране?
– Я бессилен помочь вам, даже если бы и хотел. Я дам вам карточку в гостиницу на три дня с полным пансионом. По истечении срока вы можете взять вторую и даже третью.
– Нет, благодарю вас, не трудитесь.
– Не хотите ли получить железнодорожный билет в ближайший портовый город, где вам, быть может, удастся устроиться на корабль, идущий под другим флагом?
– Нет, благодарю вас. Я постараюсь устроиться сам так, как найду для себя более удобным.
– Ах, в таком случае будьте здоровы, счастливого пути!
И тут я опять имел случай наблюдать разницу между американскими чиновниками и чиновниками других стран. Когда я вышел на улицу и взглянул на часы, было уже больше пяти. Прием у консула продолжался обычно только до четырех; однако он не выказал ни малейшего признака нетерпения и ни одним жестом не дал мне понять, что срок приема давно прошел.
Теперь я уже безвозвратно потерял свой корабль. Прощай, мой солнечный Новый Орлеан! Good bye and luck to you[2].
Девушка, родная моя девушка в Новом Орлеане, долго же придется тебе ждать твоего матроса. Долго придется тебе сидеть и плакать на Джексон-сквере. Твой матрос уже не вернется к тебе. Море поглотило его. Я мог бороться краской и моими сильными руками против волн и бури, но против параграфов, карандашей и бумаг я бессилен. Найди себе другого, дорогая. Не трать своей розовой юности на ожидание бездомного скитальца, который даже не родился. Прощай! Огненны и сладки были твои поцелуи, потому что мы не заручились брачным свидетельством.
Да здравствуют все прекрасные девушки! Ура! Ветер крепчает.
Boys get all the canvas![3]
Все флаги на всех материках земли, взвейтесь!
Девушка моя, прощай!..
Экспресс «Париж—Лимож». Я сижу в вагоне, и у меня нет билета. Проходит контроль, но я бесследно исчезаю. «Лимож—Тулуза». Я сижу в вагоне, и у меня опять нет билета.
И что они все контролируют? Должно быть, много «зайцев» ездит по железным дорогам, если приходится так часто контролировать. Впрочем, они правы. Если бы все ездили без билетов, то кто бы тогда платил по дивидендам? Я снова бесследно исчезаю. Когда контроль проходит, я сажусь на свое место. Вдруг контролер неожиданно возвращается, проходит по коридору и взглядывает на меня. Я тоже смотрю на него. И очень дерзко. Он идет дальше. Надо только суметь взглянуть на контролера, и дело выиграно. Он оборачивается и подходит ко мне:
– Будьте добры, где вы хотели пересесть?
Однако этот контролер стреляный заяц.
В первый момент до моего сознания доходит только слово «пересесть», потому что остальные слова я должен сначала мысленно перевести. Но это мне так и не удается, потому что он уже продолжает свой допрос:
– Разрешите посмотреть ваш билет. Покорнейше прошу вас.
