— Не волнуйся. Я тебя защищу, — решительно сказал Дориан и обнял ее.
— Под твоей защитой я чувствую себя в безопасности, — она не позволила себе улыбнуться, — но мы не знаем, каково твое положение. Кажется, принц к тебе милостив, но пока уверенности нет. Почему он позволил Кушу закрыть нас, как животных, в клетке? Почему не посылает за тобой? Может, он о тебе забыл?
Она вздохнула и тоже обняла его.
— Может, он не знает, как обращается с нами Куш? — предположил Дориан.
— Может быть, — согласилась она. — Поэтому нужно ждать. И быть осторожными, аль-Амхара, очень осторожными.
* * *
Время шло, и волнение, вызванное их прибытием, улеглось. Никто больше не глазел на них через решетку; детям под предводительством Заяна аль-Дина наскучило выкрикивать оскорбления под окнами, и они находили более интересные занятия. С каждым днем заключение все сильнее раздражало Дориана.
Когда он слышал крики и радостный смех других детей, играющих в саду, или их шаги во дворе за пределами его скромного жилища, он бросался к окнам, чтобы посмотреть. Но это только усугубляло его одиночество и ощущение отъединенности. Дориан чувствовал себя узником, точно как в камере на острове, где аль-Ауф посадил его на цепь.
Однажды утром, когда жемчужный свет нового дня начал просачиваться сквозь высокие окна, он голый лежал на тюфяке и грыз жесткий стебель сахарного тростника. Услышав чье-то пение в саду, он замер. Голос был милый, девичий, хотя слова все время повторялись и не имели никакого смысла — какая-то детская песенка о плодах инжира и голодной обезьянке.
Дориан лежал, слушая, вытягивая сладкий сок и выплевывая жесткие волокна.
Неожиданно послышалось визгливое бормотание обезьяны, которое ни с чем не спутаешь. Певица смолкла и серебристо рассмеялась. Эти звуки заинтриговали Дориана, он встал и подошел к окну. Выглянув в сад, он увидел маленькую девочку, одиноко сидящую на берегу водоема с лотосом. Она сидела спиной к нему, ее волосы свисали темным, почти непроницаемо черным покрывалом с серебристыми нитями в густых прядях. Дориан никогда такого не видел и был очарован.
На девочке было зеленое платье-рубашка с вышивкой — оно оставляло обнаженными коричневые руки — и мешковатые белые хлопчатобумажные штаны.
Ноги она подобрала под себя, и Дориан увидел, что ее маленькие ступни выкрашены яркой рыжей хной. Девочка держала в руке засахаренный инжир, а перед ней в траве на задних лапах стояла маленькая обезьянка и приплясывала. Всякий раз как девочка делала знак рукой, обезьянка начинала болтать и делала круг. Девочка радостно смеялась. Наконец она протянула сласть и позвала:
— Иди ко мне, Шайтанка!
Обезьянка прыгнула ей на плечо и взяла из ее пальцев плод. Сунула в защечный мешок и принялась тонкими черными пальцами рыться в волосах девочки, как будто искала блох. Девочка погладила ее пушистый белый живот и снова запела.
Неожиданно обезьянка подняла голову и увидела в окне Дориана.
Она завизжала, соскочила с плеча девочки и метнулась вверх по стене.
Уцепившись за подоконник, она просунула руку сквозь оконную решетку ладонью вверх, как нищий попрошайка, и попыталась выклянчить у Дориана стебель сахарного тростника.
Дориан рассмеялся, а обезьянка оскалила зубы, закивала головой и попробовала вырвать стебель из его руки, что-то бормоча и строя гримасы.
Девочка повернулась и посмотрела наверх.
— Заставь ее делать фокусы, — сказала она. — Ничего не давай, пока не сделает.
Дориан увидел, что и у нее забавная обезьянья мордочка и огромные глаза цвета девонского меда, когда на болотах цветет вереск.
— Сделай рукой вот так.
Она показала, и по ее знаку обезьянка перекувырнулась обратно.
— Заставь ее сделать так три раза. — Девочка хлопнула ладонями. — Шайтанка должна сделать так три раза.
После третьего сальто Дориан отдал обезьянке стебель. Обезьянка схватила его, на четвереньках пробежала по лужайке, задрав хвост, и взлетела высоко на ветки большого тамаринда. Там она села и принялась жевать; сладкий сок капал с ее губ.
— Я знаю, кто ты, — серьезно сказала девочка, глядя на Дориана огромными глазами.
— Кто же я?
— Ты аль-Амхара, неверный.
До сих пор Дориану было все равно, как его называют, но сейчас это ему не понравилось.
— Мое настоящее имя Дориан, но ты можешь звать меня Дорри. Как мой брат.
— Доули. — Она попробовала произнести это, но не могла справиться с «р». — Странное имя, но пусть я буду называть тебя Доули.
— А тебя как зовут? — спросил он.
— Ясмини, — ответила она. — Это значит цветок жасмина.
Она встала и подошла поближе, серьезно глядя на него.
— У тебя действительно рыжие волосы. Я думала, меня обманывают. — Она склонила голову набок. — Очень красиво. Вот бы потрогать.
— Не получится, — коротко ответил он, но она не обиделась.
— Мне тебя очень жалко, — сказала она.
— Почему?
Он растерялся.
— Потому что Заян говорит, что ты неверный, ты не будешь обрезан и не сможешь попасть в райский сад.
— У нас есть свой рай, — высокомерно сказал Дориан.
Обсуждение таких проблем его слегка тревожило.
— А где он? — спросила Ясмини, и они пустились в долгое оживленное обсуждение двух раев.
— Наш рай называется Джаннат, — сказала она. — Аллах сказал: «Я приготовил для своих праведных слуг то, чего не видели ничьи глаза и не слышали ничьи уши, то, чего не может себе представить ум человека».
Дориан молча обдумал это и не смог найти достойный ответ, поэтому заговорил о том, что лучше знал.
— У моего отца в Англии пятьдесят лошадей. А сколько у твоего отца?
После этого Ясмини приходила каждое утро и приносила с собой Шайтанку.
Она сидела под окном Дориана с обезьянкой на плече и с горящими глазами слушала, как Дориан пытался объяснить ей, что такое лед и как падает с неба снег, почему у англичан всего одна жена и почему у некоторых волосы цвета золотых браслетов на ее лодыжках или рыжие, как у него, как девушки завивают волосы нагретым железом, а мужчины бреют головы и надевают парики, рассказывал о цвете и покрое женских платьев и объяснял, почему английские дамы не носят штаны, как Ясмини, а ходят под юбками голые.
— Это невежество, — решительно объявила она. — А правда ли, что, как говорит Заян, вы едите мясо свиней?
— У жареной свинины хрустящая корочка, — ответил Дориан, чтобы потрясти ее. — Она хрустит на зубах.
Она еще шире распахнула глаза и притворилась, что ее вырвет.
— Отвратительно. Неудивительно, что ты не попадешь с нами в рай.