Вэллери засмеялся. На мгновение лицо его преобразилось, став почти мальчишеским, но затем смех прервался, сменившись приступом сухого, резкого кашля. По платку расплылось пятно.
— Вот каково смеяться над начальством, — подняв глаза, улыбнулся Вэллери. — Что бы я предпринял? Выпустил бы плавучий якорь, сэр. А не то бросился наутек, поджав хвост.
Тиндалл покачал головой.
— Ты никогда не умел убедительно врать, Дик.
Оба сидели молча некоторое время, потом Вэллери посмотрел на адмирала.
— Сколько еще осталось пути, сэр?
— По расчетам Карпентера, что-то около ста семидесяти миль.
— Сто семьдесят... — Вэллери взглянул на часы. — Двадцать часов ходу при такой погоде. Должны успеть!
Тиндалл тяжело кивнул.
— Там восемнадцать транспортов. А если считать тральщик из Хвальфьорда, то все девятнадцать. Вдобавок ко всему, надо учесть кровяное давление старины Старра...
Тут он умолк: кто-то постучался.
— Два донесения, господин каперанг.
— Читайте, Бентли.
— Первое от «Портпатрика»: «Повреждена обшивка в носовой части. Сильная течь. Помпы справляются. Опасаюсь новых повреждений. Прошу указаний».
Тиндалл выругался. Вэллери спокойно произнес:
— От кого второе донесение?
— С «Гэннета», сэр: «Разламываюсь».
— Понятно. Читайте дальше.
— Это все: «Разламываюсь».
— Лишнего слова из себя не выдавят эти молчальники, — проворчал Тиндалл. — Подожди минутку, главстаршина!
Он опустился в кресло, скребя подбородок и разглядывая собственные ноги, не в силах заставить свой усталый мозг думать.
Вэллери что-то негромко произнес. Изумленно выгнув брови, Тиндалл поднял голову.
— Сильное волнение, сэр. Может быть, с авианосцев...
Тиндалл хлопнуя себя по колену.
— И мне такая же мысль пришла в голову. Бентли, набери два сигнала.
Первый — всем кораблям охранения. Пусть займут позиции позади авианосцев, как можно ближе к ним. Другой сигнал — авианосцам. С правого и левого борта через грузовые шланги выкачивать мазут... Сколько, как вы полагаете, командир?
— Галлонов двадцать в минуту, сэр?
— Пусть будет двадцать галлонов в минуту. Понял, главный? Пускай сейчас же наберут сигналы. Потом вот еще что. Позови сюда штурмана с картой.
Бентли вышел. Тиндалл повернулся к Вэллери.
— Правда, потом придется дозаправляться топливом. Здесь это сделать невозможно. Похоже, у нас остался последний шанс найти укрытие до прихода в Мурманск... Если же в течение следующих суток шторм усилится настолько, насколько предсказывает Кэррингтон, то сомневаюсь, чтобы все малые корабли выдержали его... Ага! Вот и штурман. Узнаем, где мы находимся. Кстати, какова сила ветра?
— Десять баллов, сэр. — Стараясь не поскользнуться на уходящей из-под ног палубе, Капковый мальчик разложил карту на командирской койке. — Ветер помалу поворачивает против движения часовой стрелки.
— Норд-вест, и поворачивает против часовой? — Тиндалл потер руки. — Отлично, штурман. Наше местоположение, мой мальчик?
— Двенадцать сорок вестовой долготы. Шестьдесят шесть пятнадцать нордовой широты, — четко проговорил Карпентер, даже не удосужившись взглянуть на карту. Адмирал поднял брови, но ничего не сказал.
— Курс?
— Триста десять градусов, сэр.
— Рассчитайте курс, чтобы найти укрытие, если понадобится заправиться топливом.
— Курс двести девяносто, сэр. Я сделал предварительную прокладку. Вот. Примерно четыре с половиной часа хода.
— Какого дьявола!.. — взорвался Тиндалл. — Кто вам велел? — проговорил он зло и умолк.
— Я произвел расчет пять минут назад, сэр. Мне казалось, такое решение... э-э-э... неизбежно. Следуя курсом двести девяносто, мы окажемся в нескольких милях от полуострова Ланганес. Укрытий там сколько угодно, — серьезно, без тени улыбки на лице ответил Карпентер.
— Ему, видите ли, такое решение показалось неизбежным! — грохотал Тиндалл. — Вы только послушайте его, каперанг Вэллери! Неизбежным! Да мне самому это пришло в голову сию лишь минуту! Подумать только... Убирайтесь! Катитесь ко всем чертям со своим опереточным нарядом!
Капковый мальчик ничего не ответил. С видом оскорбленной невинности собрав свои карты, он направился к двери. Голос Тиндалла остановил его:
— Штурман!
— Сэр? — Глаза Карпентера уставились в точку над головой адмирала.
— Как только корабли охранения займут позицию, пусть Бентли сообщит им новый курс.
— Слушаю, сэр. Будет исполнено, — произнес он, постояв некоторое время в нерешительности. Тиндалл усмехнулся.
— Ну, полно дуться, — сказал он миролюбиво. — Опять повторю, что я старый ворчун... А теперь закрой эту проклятую дверь! Не то замерзнем.
Ветер крепчал. По воде пошли длинные белые полосы. Ложбины между валами становились все глубже, волны все круче. Срываемые ветром гребни казались приплющенными. Вой ветра, в такелаже становился все пронзительнее. Время от времени из-за вибрации корпуса глыбы льда срывались с мачт и штагов и разбивались о палубу.
Тянувшаяся хвостом за авианосцами пленка мазута сделала свое дело.
Эсминцы, заляпанные причудливыми пятнами, все еще глубоко погружались кормой в воду, но благодаря сцеплению частиц мазута на поверхности моря волны уже не заливали палубы кораблей. Тиндалл был более чем доволен собой.
К половине пятого пополудни довольства его не было и в помине. До убежища оставалось еще добрых полтора десятка миль. Шторм разыгрался не на шутку, и Тиндаллу пришлось отдать приказ сбавить ход.
С палубы корабля поверхность моря представляла собой впечатляющее зрелище. Гигантские валы наводили ужас. Защищенные от волн полубаком, Николлс вместе со сменившимся с вахты Карпентером стояли на главной палубе под моторным баркасом. Молодой медик, который держался за шлюпбалку, чтобы не упасть, и отскакивал в сторону всякий раз, как из-под форштевня вздымались фонтаны воды, перегнувшись через фальшборт, глядел на «Дефендер», за которым плелись «Вектра» и «Викинг». Точно обезумев, корабль раскачивался с носа на корму. Вверху — мирная лазурь, внизу — огромные валы. При виде этого зловещего контраста становилось не по себе.
— Ни за что бы не поверил, что такое случается, — проронил наконец Николлс. — Боже мой, Энди, — продолжал он, объятый суеверным ужасом, — ты видел когда-нибудь такую картину?
— Лишь однажды. Мы попали в тайфун близ Никобарских островов. Но, пожалуй, сейчас почище, чем тогда. По словам первого офицера, по сравнению с тем, что предстоит нынче ночью, это детские игрушки. А уж он-то болтать не станет. Хотел бы я оказаться сейчас у себя дома, в Хенли, черт побери!
Николлс с любопытством посмотрел на приятеля.
— Не скажу, что хорошо знаю первого. Не слишком э-э... общительный господин, а? Но все до одного — старый Джайлс, командир, старпом, да и ты тоже — говорят о нем с каким-то благоговением. Что в нем такого особенного? Я его уважаю, как каждый, но не думаю, что он сверхчеловек.
— Волнение усиливается, — рассеянно заметил Капковый. — Обрати внимание, время от времени на нас обрушивается волна наполовину больше остальных. Седьмой вал, как говорят бывалые моряки. Нет, Джонни. Он не сверхчеловек. Он самый великий мореход из всех, каких тебе доведется встретить на своем веку, только и всего. У него два капитанских диплома — может командовать и парусником с прямым вооружением, и паровым судном. Он плавал на финских барках вокруг мыса Горн, когда мы с тобой под стол пешком ходили. Старпом мог бы нарассказывать тебе о Кэррингтоне столько историй, что хватило бы на целую книгу. — Помолчав, Капковый спокойно добавил:
— Нет, правда. Он один из немногих настоящих моряков, какие еще остались на свете. Старый флибустьер Тэрнер — сам не промах, однако Джимми он и в подметки не годится... Я не из идолопоклонников, Джонни. Ты это знаешь. Но про Кэррингтона можно сказать то же самое, что говорили о Шеклтоне: если не осталось никакой надежды, опустись на колени и молись, чтобы появился он. Поверь мне, Джонни, я дьявольски рад, что с нами Кэррингтон.
Николлс промолчал, пораженный услышанным. Кредо штурмана Карпентера было «плевать-мне-на-все», ерничество — второй натурой; серьезность он считал преступлением, а все, что могло походить на восхищение, казалось ему преступлением. Что же за человек этот Кэррингтон, если о нем так отзывается даже Капковый мальчик?
Стужа была лютой. Срывавший гребни волн ветер превращал их в мельчайшие брызги, которые, замерзнув на лету, со скоростью пули ударяли о полубак и борта корабля. Чтобы сделать вдох, следовало повернуться спиной к ветру к закрыть рот и нос шерстяным шарфом, обмотавшись им несколько раз. Но у людей с бледными, посиневшими лицами, дрожавших от холода, не было и мысли спуститься вниз. Моряки были загипнотизированы, околдованы увиденным: гигантские, растущие на глазах валы длиной в триста, а то и шестьсот метров — пологие с наветренной стороны, крутые, леденящие кровь — с другой, двигались чередой, гонимые достигавшим шестидесяти узлов ветром и некой таинственной, могучей силой, находившейся где-то далеко на северо-западе.
