Маневр благополучно удался, и «Онкл Тоби» несся во мраке, почти таком же непроницаемом, какой бывает при наступлении ночи. Он мчался с безумной скоростью на север, среди рева урагана.
— Ничего нельзя предугадать, — заметил Гриф помощнику через несколько часов. — Шторм идет по огромной кривой, но мы не можем вычислить эту кривую, — либо мы пересечем ее, либо центр урагана захватит нас. Хорошо еще, что барометр стоит на одном уровне. Все зависит от того, как велика кривая. Море слишком бушует, чтобы бороться с ним. Ложитесь в дрейф. Море все равно будет гнать нас.
— Я воображал, что знаю, какой бывает ветер, — прокричал Сноу на ухо своему хозяину. — Но это уже не ветер, это что-то немыслимое, невероятное! Мне думается, что он достиг девяноста или ста миль в час. Это форменная бессмыслица. Я и рассказывать об этом не стану. Можно ли было ожидать такой силы! А посмотрите на море. Я совершал восточные рейсы, но я нигде не видал ничего сколько-нибудь похожего на это.
Наступил день. Солнце уже с час как поднялось над морем, но от него исходил лишь слабый полусвет. Океан представлял сплошные движущиеся горы воды. Между громадными волнами зияли провалы шириной в треть мили. Их гигантские скаты, до которых не достигал ветер во всей своей бурной ярости, морщились мелкими волнами, покрытыми белыми барашками, но с гребня исполинских волн ветер сметал белые кудри, едва они образовывались. Эта пена вздымалась до вершин мачт и неслась над морем горизонтально по поверхности.
— Самое ужасное уже прошло, — сказал Гриф, — барометр все поднимается, но море будет волноваться еще сильнее, когда ветер начнет стихать. Я пойду отдохнуть. Следите за изменениями ветра. Они еще, наверное, будут. Позовите меня, когда пробьет восемь склянок.
К вечеру, после жестоких порывов, ветер стал уже не таким сильным, и на громадном просторе моря боцман-тонганец увидел шхуну, торчавшую вверх дном. «Онкл Тоби» пронесло около носа этой шхуны так, что нельзя было разглядеть ее название. Но вечером они столкнулись с маленькой шлюпкой с округлым дном и двумя рулями на обоих концах. На носу ее были видны белые буквы. Сноу, посмотрев на них в бинокль, прочел: «Эмилия Л. № 3».
— Это охотничья шхуна, — сказал Гриф. — Но что могут делать в этих морях охотники за котиками?
— А может быть, она ищет клад? — соображал Сноу. — «Софи Сезерлэнд» и «Герман» были тоже охотничьими шхунами; между тем, помните, их зафрахтовали в Сан-Франциско люди, руководствовавшиеся безошибочными картами, по которым никогда никуда не приходили.
III
После сумасшедшей ночи, в продолжение которой шхуна, без малейшего ветра, то вздымалась, то низвергалась по громадным волнам затихающего моря, а весь экипаж изнемогал от морской болезни, подул легкий ветер, и были отданы рифы. В полдень над гладкой поверхностью океана облака стали рассеиваться, небо прояснилось и выглянуло солнце. Наблюдения дали два градуса и пятнадцать минут южной широты. Определить долготу с поврежденным хронометром было невозможно.
— В каком месте нашей параллели мы находимся — неизвестно, — заметил Гриф, когда он и помощник наклонились над картой. — Мы можем ошибиться на пятьсот и на тысячу миль. Лю-Лю где-нибудь южнее. В этой стороне океана нет ни островов, ни рифов, при помощи которых мы могли бы выверить хронометр. Нам остается единственно только…
— Земля, шкипер! — крикнул с палубы тонганец.
Гриф быстро взглянул на пустое место карты, засвистел от удивления и в изнеможении опустился на стул.
— Что за история! Здесь не может быть никакой земли! Никогда не плавали мы так несуразно. Будьте добры, пойдите наверх, мистер Сноу, и посмотрите, что померещилось Джеки.
— На самом деле земля! — крикнул сверху помощник. — Она видна с палубы. Вон вершина кокосовых пальм. По-видимому, какой-то островок. Может быть, это все-таки Лю-Лю.
Гриф решительно потряс головой, взглянул на бахрому пальм; виднелись только одни вершины, точно поднимавшиеся из моря.
— Держите по ветру, мистер Сноу, держите круто по ветру и наблюдайте. Мы должны пройти южнее, если остров к югу расширяется, а то мы попадем в юго-западный угол.
С низкой палубы шхуны были видны пальмы, казавшиеся очень близкими, и хотя «Онкл Тоби» шел медленно, из-за моря быстро вставал невысокий остров, а все возрастающее количество пальм намечало круг островка.
— Красиво, — заметил помощник. — Точный круг… По-видимому, его диаметр около восьми или девяти миль… Неужели имеется и вход в лагуну… Кто знает? Может быть, это совершенно неведомый остров.
Они пошли вдоль западной стороны атолла. Смотря с вершины мачты, канак крикнул, что он видит лагуну и что в середине ее имеется маленький островок.
— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал Гриф своему помощнику. Сноу, который что-то бормотал, покачивая головой, быстро и недоверчиво взглянул на него.
— Вы думаете, что проход в лагуну должен быть на северо-западе, — продолжал, как бы цитируя, Гриф, — что он шириною в два кабельтова и обозначается на севере тремя раздельно растущими пальмами, а на юге пандановыми деревьями. Лагуна — восьми миль в диаметре; по форме — правильный круг с островом в центре.
— Да, мне показалось, — признался Сноу.
— И вход как раз там, где он должен быть.
— И три пальмы, — почти прошептал Сноу, — и пандановые деревья. Если на острове есть ветряная мельница, то это остров Суизина Холла. Но этого не может быть. Кто только не отыскивал его за последние десять лет.
— Холл сыграл с вами когда-то злую шутку, не так ли? — спросил Гриф.
Сноу кивнул.
— Потому-то мне и пришлось служить у вас. Он разорил меня. Я был совершенно ограблен. На первые полученные из дома, завещанные мне деньги я купил потерпевший крушение пароход «Каскад».
— Он разбился у острова Рождества — кажется, так?
— Да, на полном ходу, со всего размаху наскочил на берег глубокой ночью. Пассажиров спасли, также и почту. Потом я купил маленькую шхуну, приспособленную к плаванию среди островов; это съело мои последние деньги. Пришлось ждать, пока душеприказчики выплатят мне остаток моего наследства. А Суизин Холл отправился тем временем из Гонолулу, где он находился, прямым трактом на остров Рождества. Он не имел на то ни малейшего права. Когда я прибыл туда, от «Каскада» остались только корпус да машина. На пароходе был большой груз шелка. Он нисколько не попортился при крушении. Я впоследствии расспросил судового приказчика. Холл заработал на этом около шестидесяти тысяч долларов.
Сноу пожал плечами, сумрачно вглядываясь в гладкую поверхность лагуны, на которой маленькие волны плясали под лучами вечернего солнца.
