– Ну, – сказал он, – веселый ты товарищ, нечего сказать! Что с вами?
– Я думаю о людях в каюте! – возразил Фишер.
– Ну, и что же? Наверняка вы не думали, что я оставлю полдюжины бочонков золота, врученных мне людьми, которые вполне мне доверяют, первым негодяям, пожелавшим украсть их?
– Вовсе нет!
– Что же у вас такое вытянутое лицо? Они хотели нас зарезать, а мы их зарезали! Может быть, вы думаете о том, что мы были бы теперь под водой, а они тратили бы наши деньги на берегу?!
– Ваши деньги? – спросил Фишер с ударением.
Мессенджер бросил на него взгляд, который мог убить более крепкого человека, чем этот юноша.
– Как прилично предлагать такой вопрос другу! – сказал он.
Фишер был пристыжен своим собственным подозрением.
– Право! – воскликнул он. – Я бы рад думать о вас только хорошее!
Мессенджер отвернулся, делая вид, что сердится.
– Хель, – сказал он после некоторого молчания, – когда мы благополучно сойдем на берег с этими деньгами, вы услышите все подробности. Если сейчас вы не можете доверять мне, ступайте своей дорогой, я пойду своей! Раньше у меня не было друга, я могу обойтись без него и теперь!
– О, – сказал Фишер, сердце которого разрывалось, – этого никогда не будет, Принц! Бог знает, чего бы я ни сделал для вас, я не хочу перечислять всего того, что вы сделали для меня!
– Я только прошу вашей дружбы и вашего доверия, – говорил Мессенджер, который отлично умел притворяться, – за ваше доверие я отплачу вам тем, что расскажу свою историю!
– Вы очень добры ко мне, – заметил Фишер, – и вы единственный человек, который так относится ко мне!
Таким образом разрыв на время был улажен. А через неделю все надеялись на возвращение Кеннера, разговаривали об этом у разведенного огня в своем убежище. У них было мало пищи, и они решились на вылазку ночью. План, однако, нельзя было привести в исполнение, так как в 9 часов, как им казалось, раздался пушечный выстрел. Оба кинулись к отверстию в утесе и увидели там сцену, которая имела для них большое значение.
В 300 ярдах от мели, где была сожжена шхуна, ясно виднелся длинный черный береговой пароход. Полная луна ярко светила, так что можно было разглядеть экипаж, скучившийся на корме; свирепые волны безжалостно сбрасывали людей в море. Однако самым поражающим зрелищем для Мессенджера была внезапная деятельность на берегу. Едва раздался второй выстрел, как целый флот лодок начал стрелять с высоких утесов в заливе и быстро поплыл к погибающему судну. Не успели оглянуться, как экипаж нападающих толпился уже на корме погибающего судна, и можно было видеть ярую борьбу из-за места, многие падали за борт в катящиеся волны, и многие погибали под ударами ножей и палок. Наконец нападающие овладели палубой и начали грабить и бросать все в лодки, которые были поданы с большим искусством. Это занятие продолжалось до тех пор, пока выстрел с берега не отвлек людей от работы; они большой толпой вернулись к тому месту, где их ожидало множество факелов. Для тех, кто наблюдал в отверстие ущелья, это происшествие открыло многое. Сам Мессенджер впал в уныние и за все время не сказал ни слова, но когда огни исчезли на берегу, он обратился к Фишеру:
– Это удивительное зрелище!
– Я с вами согласен! – отвечал Фишер.
– И рассказ об испанке в Монако был верен – она топит суда. Ну, она хитрая женщина, и служить здесь в береговой охране выгодно – зарабатывают деньги!
– Это почти невероятно, – сказал Фишер, – хотя я это видел своими собственными глазами!
– Вполне понимаю, – заметил Мессенджер. – Все случилось так неожиданно, как удар грома. Посмотрите, мы считали себя в 100 милях от жилья, а оказались в центре разбойников, сосчитать количество которых – пустая трата времени. Разве вам не ясно, что если один из этих людей нападет на наш след, нам не прожить и десяти минут?!
– Узнают ли они про слитки? – спросил Фишер.
– Узнают ли? Какой вздор! Конечно, узнают. Женщина здесь играет двойную роль. Я все теперь вижу. У нее шайка, которая грабит суда, а она тратит барыши в Монако. Можно только мечтать о чем-либо подобном. Это удивительная мысль! Если бы я встретил ее двадцать лет тому назад, мы могли бы составить прекрасную парочку, как это называют в обществе!
Он говорил с иронией, но это настроение быстро сменилось серьезностью.
– Хель, – сказал он, когда они ушли с места наблюдения, – сегодня ночью нам мало придется спать. Будем теперь ждать Кеннера, но кто может знать, в море он или на суше, жив или умер. Так как придется, может быть, ждать еще много дней, я хотел бы знать, куда ведет тропинка, проходящая через скалы. Не заметили ли вы, что все лодки стреляли с берега ниже нас на милю? Если там чей-нибудь привал, та дорога, о которой мы ничего не знаем, может привести нас к нему, и в таком случае нас может кто-нибудь посетить до утра. Я даже не могу себе представить, что бы они стали делать, если бы узнали о крушении!
– Не время ли теперь увезти золото? – спросил Фишер.
– Нет, не думаю, мне кажется, мы подвергались большему риску каждый раз, когда отправлялись на лодке, хотя и не подозревали об этом. Счастье нам благоприятствовало, мы должны еще немного верить ему!
Они снова пришли к пещере и нашли Берка и негра крепко спящими. Огонь был разведен на скале; они побросали дрова в воду и, убрав все, захватили свои пистолеты, длинный канат, флягу с вином и быстро отправились в путь.
XIX
Человек, стоящий у ворот
Ночь была ветреная и бурная, по небу пробегали тучи, редко пропускавшие свет луны; ветер грустно завывал по оврагам. В самом начале тропинка к пропасти, по которой Мессенджер и Фишер шли, была параллельна морю, но на расстоянии 1/3 мили от привала после резкого поворота местность стала более открытой и было видно, что она обжита.
Новая дорога была шириной с 6 футов даже в своей узкой части и была удобна для ходьбы, хотя ее усеивали камни. Когда луна освещала пропасть, то вал блестел, как яшма и как кварц; сквозь навес, образовавшийся из верхушек скал, виднелись яркие, красивые звезды.
Мы говорили, что широкая тропинка вела в горы и оттуда к морю; дальше им открылось много извилистых и перепутанных проходов, так что Мессенджер с Фишером совсем не знали, где они в данную минуту и куда их вела дорога. Тишина прерывалась только завыванием ветра и журчанием воды горных ручейков, впадающих в залив.
На расстоянии по крайней мере мили от гавани тропинка стала круче; и наконец, поднявшись на возвышение, тропинка уперлась в ворота, состоящие из железных полос.
Мессенджер остановился у ворот, дал знак Фишеру припасть к земле, а сам прислушивался несколько минут. В этом месте, как и в овраге, завывал ветер, буря не прекращалась. Вскоре из-за глубокой пропасти и за преградой раздался звук погружающихся в воду весел.
