– Ух ты – дай-ка взглянуть! – над ним навис Жан по прозвищу Шармэль – бывший ученик ювелира, едва спасшийся от разрывания лошадьми за подделку денег и нашедший себя во флибустьерских делах.
Питер спокойно отдал побрякушку – как он уже знал, на Тортуге воров не водилось – ибо за кражу у своих чаще всего убивали на месте, а чужих тут не было.
Француз поднес рубины ближе к пламени свечи. Присмотревшись, Питер разглядела в самом центре крошечное пятнышко более густого и темного окраса, подобно сердцу, наполняющему тело камня жизнью и заставляющее его пылать своеобразным внутренним огнем.
На обратной стороне броши – фибулы был старый полустершийся рисунок – нечто вроде множества черепов, выглядывавших из круглых окошек – как из иллюминаторов с глазами из мелких рубинов.
По ободу шла цепочка странных, неестественно изломанных узоров, производивших почти зловещее впечатление. Среди узоров скалились морды чудовищ, и мастеру удалось придать этим гротескным рылам выражение злобной ярости и ожидания.
– Откуда у тебя эта вещь? – осведомился Шармэль.
– Трофей, – бросил Питер. Вспоминать историю ссоры с д’Аяллой не хотелось, тем более она уже принадлежала прошлой жизни. Дрался на дуэли с одним моряком – еще в Англии. Ну тот ее и потерял. С твоим земляком между прочим – из Наварры.
Шармэль покачал головой, буркнув под нос что-то вроде того, что всякие черномазые горцы, ему, честному нормандцу никакие не земляки…
– А ты знаешь приятель – вещица-то не простая, – со значением протянул француз закончив осмотр. Эта штука может дорого стоить – даже не считая того что камешки на ней знатные да и золотишка немало.
И пояснил.
– Это украшение из какого-то древнего индейского царства – из Мексики а может – из Перу.
Их иногда находят в этих краях. Когда-то их было много, но испанцы, захватив здешние земли, почти все переплавили и перечеканили в монету…Хотя вот занятно – сколько золота не взяли при Кортесе или Писсаро, сколько сейчас добывают – а все нищими и остались.
Откуда бы такая штука могла быть у моряка? Хотя… – Шармэль поскреб затылок – помню в детстве дед рассказывал, что как раз лет полтораста назад, Жан Флери раздерибанил пару каравелл, на которых Кортес отправлял в Кадис золотишко, которое вытряхнул из краснокожего царя Монтесумы.
Само собой, кучу побрякушек отгрузили в королевскую казну, и они может и до сих пор лежат в подвалах Лувра.
Но наверное ребята и себя не обидели – может с тех пор в семье и хранилось? Другое дело, – размышлял вслух француз, – зачем христианину на себе таскать языческие украшения? Ведь наверняка тут всякие здешние черти нарисованы? Хотя кто его разберет – небось он гугенот какой-нибудь паршивый!
Вернув украшение слегка озадаченному Питеру, Шармэль вновь принялся активно общаться с грогом.
Быстро темнело, народ постепенно расходился.
– Ты ведь нездешний, и тебе некуда идти, на ночь глядя, – предложила Кэтрин. Оставайся здесь до утра.
Питер еще выпил, потом дважды выходил – подышать свежим воздухом, и посетить «место для обязательного облегчения» – тут, в отличие от иных дворцов и столиц такое место имелось, и посетителям не надо было мочиться на стены или прятаться в кустах – видать, сказывались матросские привычки даже на самом паршивом суденышке иметь гальюн.
Возвращаясь, он чуть не столкнулся с уносящей посуду черной служанкой та еле удержала поднос.
Она в ужасе отшатнулась, закатив глаза, как будто увидела привидение. Питер машинально ощупал лоб, щеки, подбородок…
– Что… что такое – пролепетала негритянка, запинаясь и дрожа от страха.
– Ничего, – пожал Блейк плечами. – А ты что подумала?
– Что у вас, масса, перерезано горло. – та понизила голос до шепота. – Но старой Инобаллу на миг показалось, что я вижу смерть у вас за плечами, а вы – это не вы, а ваш призрак.
– Ты видать рому перебрала, старая… – нервно усмехнулся Питер.
– Ты думаешь что старая черная женщина просто дура, – тихо рассмеялась Инобаллу. Зря ты думаешь – белый воин.
Инобаллу родилась в Абомее, столице великого королевства Дагомеи. Выросла в доме знатного человека – мой отец, отец старой Инобаллу был большой человек – генерал по вашему! Моя мать – дочь жрицы-прорицательницы великой Монгалы, которую сам Иисус поставил присматривать за землей черных людей! (Питер чуть оторопел от подобного вероучения) Я стала девой-воительницей, какие охраняли божественного обба – по вашему короля.
Выбор пал на меня потому, что отец Инобаллу – – был в большом почете у правителя страны и считался одним из самых храбрых и преданных военачальников. Но случилось так, что его обвинили в заговоре против короля, арестовали и казнили, а всю семью продали в рабство. Вместе с другими несчастными меня заковали в колодки и гнали много дней миль по лесам и болотам до Невольничьего Берега. А потом всех распродали поодиночке разным торговцам, погрузили на разные суда и отправили в разные страны. Никого из родных с тех пор Инобаллу не встречала и ничего о них не слышала.
– Но я не плакала. Никогда не плакала. Ни разу и слезинки не пролила. Ни тогда, ни после. Я дева-воительница королевского дома Дагомеи, и мне не пристало проявлять слабость!
И сейчас я вижу – старые духи и лоа говорят…
И что же ты предвидишь? – насторожился Тернер.
– Я вижу черного человека с черным сердцем. – Она бросила на Питера испуганный взгляд. За тобой идет тот кого нет – но он есть! Он отбрасывает две тени – старую и новую. И в кровавом отблеске заключена твоя и его смерть! Вижу как…
Словно закричали все дьяволы ада; чудовищный рев перекрыл прочие звуки ночи, прокатился по холмам и вернулся к ним сотнями отголосков.
Все в таверне замерли в ужасе, служанка посерев от страха в полузабытьи рухнула на скамью, а Кэтрин невольно вцепилась в Питера и заверещала:
– О, Господи, что это за страшная тварь?!
Она была не одинока в своем ужасе – даже дюжие солдаты вскочили и призывали Бога, не забывая впрочем примкнуть к ружьям багинеты.
Рядом с Питером, бледный как лунная тень, стоял Рибби.
– Это черт кричит! – заявил негр. У нас так даже слон не кричит, гиена не вопит… Говорят, даже самый храбрый муж пугается когда рычит симба[12] – а от такого бы даже симба испугался!
– Я знаю! – взвизгнул вдруг какой-то мужичонка в камзоле на голое тело. Это "чупакабра"! Я слышал что ее три дня назад опять видели на окраине Порт-Ройяля! Она сожрала кота и трех кроликов в усадьбе леди Ровены–теперь и до нас добралась! Минут пять спустя после того как шум и гам успокоился, Питер узнал от соседей по таверне, что «чупакабра», или «козий вампир», странная тварь будто бы (будто бы?) убивающая скот и даже людей. От нее остаются трупы, кровь у которых высосана через одну или две маленьких раны-отверстия – как от укола толстой парусной иглой. Те кто видели это создание, говорили, что это нечто клыкастое, похожее на скачущего на задних ногах зайца со злыми красными глазами – в три или четыре фута высотой – а шкура у нее как у ящерицы или крокодила. – Я помню, – распинался мужичонка в камзоле, оказавшийся местным сапожником, – двоюродный свояк мне рассказывал – а тому сказал староста деревни куда он возит товар. Тот видел однажды – ну и тварь! Вся как какой-то крокодил на двух ногах, яркие красные глаза размером с куриные яйца, длинные клыки и шипы сзади на голове и далее вниз по спине. Передние-то лапки у него у него маленькие, а сзади навроде бы крылья как у нетопыря и гребень на спине. Туловище у чупакабры то ли как ящерицы, то ли как у собаки, голова продолговатая, лапы – с перепонками между пальцами, и шерсть черная на пузе! И вообще похожа на собаку смешанную с крокодилом, прости Господи! И воняет страшно! Постепенно однако разговоры о чудовищах и нечисти утихли.
