– Да?
– Я могу откатить на корму часть носовых пушек, – сказал Хорнблауэр. – Это поможет сместить центр тяжести.
– Верно, – согласился Буш; пока он размышлял, вправе ли он отдать приказ под свою ответственность, он заметил, что Хорнблауэр, вытирая пот, измазал себе сажей все лицо. – Лучше получить разрешение Бакленда. Если хотите, спросите его от моего имени.
– Есть, сэр.
Стоявшие на нижней палубе двадцатичетырехфунтовки весили по две с лишним тонны каждая; если часть их перетащить с носа на корму, легче будет снять нос с мели. Буш снова выглянул в порт. Джеймс, мичман на первом тендере, обернулся, проверяя, чтоб канат шел точно в направлении удлинения судна. Если канат от якоря пойдет к шпилю под углом, значительная часть усилий будет затрачена впустую. Барказ и тендер шли рядом, готовясь бросить якорь. Вдруг вода вокруг них закипела: еще один залп с берега. Судя по фонтанам, поднятым отскакивающими рикошетом ядрами, стрелял форт – хорошая стрельба для такого большого расстояния. На корме барказа блеснуло лезвие топора: это отдали якорь, висевший за кормой на рострах. Слава Богу.
Пушки Хорнблауэра по-прежнему гремели; судно вздрагивало от их отдачи. В то же время треск над головой говорил Бушу, что вторая батарея по-прежнему обстреливает судно и ядра по-прежнему достигают цели. По-прежнему все делалось одновременно: Хорнблауэр послал часть матросов перетаскивать на корму передние двадцатичетырехфунтовки с правого борта. Дело было хитрое: приходилось под транцы лафетов подсовывать правила. Устрашающе визжали катки, матросы с усилием поворачивали громоздкие махины и тащили их по людной палубе. Но Бушу некогда было глядеть на Хорнблауэра: он побежал на главную палубу, своими глазами посмотреть, что творится у шпиля.
Матросы под руководством Смита и Бута уже встали к вымбовкам шпиля; чтобы набрать достаточно народа, пришлось снять последних людей с пушек главной палубы. Обнаженные по пояс матросы поплевывали на ладони и покрепче упирались ногами в палубу: им не надо было объяснять, насколько серьезна ситуация, не нужна была и узловатая трость Бута.
– Пошел шпиль! – крикнул Бакленд со шканцев.
– Пошел шпиль! – заорал Бут. – Пошел, чтоб небу стало жарко!
Матросы всем телом навалились на вымбовки, и шпиль начал поворачиваться, выбирая слабину, быстро защелкали палы. Юнгам, стоявшим с сезнями у кабаляринга, пришлось поторапливаться, чтоб поспеть за шпилем. Но вот интервалы между щелчками стали больше, шпиль вращался медленнее. Еще медленнее… щелк… щелк… щелк… Канат натянулся, кнехты потрескивали. Щелк… щелк… Канат новый и может немного растягиваться.
Просвистело ядро – какая злая судьба направила его именно сюда, в это самое место? Летящие щепки, простертые тела – ядро угодило прямо в сплошную человеческую массу у шпиля. Красные струйки крови потекли по освещенной солнцем палубе; люди в понятном замешательстве отступили от покалеченных тел.
– По местам стоять! – заорал Смит. – Эй, юнги! Уберите этих с дороги! Новую вымбовку на шпиль! Ну, давай дружно!
Ядро, произведшее эти ужасные разрушения, не потеряло свою силу, пройдя через человеческие тела; оно полетело дальше, разбило станину пушечного лафета и застряло в борту судна. И кровь не остудила его; в следующую минуту из того места, где оно застряло, повалил дым. Буш собственноручно схватил пожарное ведро и выплеснул его содержимое на пышущее жаром ядро. Одним ведром не остудить двадцать четыре фунта раскаленного докрасна железа, но пожарные уже спешили залить дымящуюся угрозу.
Мертвых и раненных оттащили в сторону. Матросы вновь встали к вымбовкам.
– Пошел! – крикнул Бут.
Щелк… щелк… щелк… все медленней вращался шпиль. Наконец он остановился совсем. Кнехты стонали от напряжения.
– Пошел! Пошел!
Щелк! Неохотно, после долгого перерыва, щелк! И все. Безжалостное солнце жгло напряженные спины матросов; их мозолистые ноги упирались в палубные доски, тела налегали на вымбовки. Оставив их надрываться, Буш спустился вниз. Он мог послать снизу еще людей, чтоб утроить команду у шпиля. Так он и сделал. В дымном полумраке матросы с трудом тащили на корму последнее из носовых орудий. Хорнблауэр стоял у пушек, руководя наводкой. Буш поставил ногу на канат. Он был тверд, не как натянутая веревка, а как деревянная жердь. Тут через подошву ботинка Буш почувствовал легкое, очень легкое вздрагивание; у шпиля утроенная команда налегла на вымбовки. Щелчок еще одного отвоеванного пала отдался в древесине судна. Канат вздрогнул чуть посильнее и снова замер, твердый и неподвижный. Он не сдвинулся под ногой Буша и на один дюйм, хотя, как тот знал, у шпиля сто пятьдесят человек со всей мочи налегают на вымбовки. Через люк слабо доносились подбадривающие крики Смита и Бута, но канат не двигался ни на дюйм. Подошел Хорнблауэр и отдал Бушу честь.
– Заметно движение, когда я стреляю из пушки, сэр? – с этими словами он повернулся и махнул канониру среднего орудия. Оно было уже заряжено и выдвинуто. Канонир поднес пальник к запальному отверстию, пушка громыхнула и в дыму откатилась назад. Буш, стоявший на канате ногой, ощутил легкое движение.
– Так, вибрация… нет… да! – Буша осенило. Задавая вопрос, он уже знал ответ. – Что вы предлагаете?
– Я могу выстрелить из всех пушек сразу, чтобы корабль встряхнуло. Тогда глина может его отпустить.
Да, конечно. «Слава» лежала на глине, которая засасывала ее и не пускала. Если судно сильно встряхнуть, натягивая в то же время канат, может быть удастся его вытащить.
– Я думаю, стоит попытаться, клянусь Богом, – сказал Буш.
– Очень хорошо. Я заряжу и подготовлю пушки через три минуты, сэр. – Хорнблауэр повернулся к батарее и сложил руки рупором. – Прекратите огонь! Прекратите огонь, все.
– Я пойду, скажу на шпиле, – произнес Буш.
– Очень хорошо, сэр. – Хорнблауэр продолжал отдавать приказы. – Двойные заряды. Выдвигай.
Это было последнее, что Буш услышал, поднимаясь на главную палубу. Он сообщил о своем решении Смиту, тот сразу одобрительно кивнул.
– Стой! – закричал Смит, и потные люди у вымбовок расслабили усталые спины.
Пришлось объяснять Бакленду. Он тоже согласился, Несчастный принужден был наблюдать крах своего первого независимого командования. Этот человек, чье судно находилось в смертельной опасности, цеплялся руками за ограждение, сжимая его так, словно хотел свернуть в штопор. Посреди всего этого Смит сообщил чрезвычайно важную новость.
– Робертс мертв, – сказал он, почти не разжимая губ
– Нет!
– Он мертв. Его разорвало ядром на барказе.
– Господи…
К чести Буша надо сказать, что он прежде пожалел о смерти Робертса, и лишь после этого отметил про себя, что теперь он первый лейтенант линейного корабля. Но сейчас не было времени ни скорбеть, ни радоваться. «Слава» была на мели под неприятельским огнем. Буш крикнул в люк:
