День, который так ярко припомнился ей теперь, начался странно. Она еще спала, но стук в дверь разбудил ее, и она сделала попытку подняться, Последние две недели она очень плохо ела и сильно ослабла. Голова кружилась, и Коломба не сразу расслышала, что говорит ей доктор.
– Хорошие новости, – произнес он, усаживаясь у изголовья. – Ваш слуга встал сегодня. Он совсем поправился.
Доктор произнес это так, словно в этой простой фразе было какое-то скрытое значение, которое ей следовало понять.
– Я очень рада, – произнесла она медленно, взвешивая каждое слово, – надеюсь, отцу Гильермо сказали, чтобы он вознес благодарственную молитву Господу?
– Вы сами вознесете все молитвы, госпожа графиня… когда будете далеко отсюда, – ответил доктор и скривился, – заодно помолитесь и о старом глупце Доминго, которого ваш слуга втянул в авантюру.
Коломба встрепенулась и недоверчиво вгляделась в широкое, добродушное, но сейчас, пожалуй, слишком взволнованное лицо.
– Я… не понимаю, объяснитесь?
– Сейчас поймете.
Доктор повел себя странно. Он зажег свечу, хотя в комнате было светло, наклонил, подобрал каплю воска толстым пальцем.
– Закройте глаза. И, не вертите головой, ради Бога.
– Зачем? – удивилась Коломба, но подчинилась.
– Затем, – невразумительно буркнул доктор. – Лежите здесь. Не вздумайте вставать. Не трогайте лицо.
– Но что это значит? – вскинулась вслед Коломба.
– Это значит, госпожа графиня, что вы опасно больны. И болезнь – заразна. Вы поняли меня?
Дождавшись ее изумленного кивка, доктор вышел, плотно прикрыв дверь, а она в крайнем волнении поднялась и села. Ее и в самом деле начинало лихорадить.
Хозяин каракки по обыкновению пребывал в скверном расположении духа, и беспокоить его было не принято. В то утро он пытался заставить своего большого, желто-зеленого попугая выучить очередную здравицу королю и папе и, подняв голову от клетки, взглянул на доктора в крайнем неудовольствии.
– В чем дело, Доминго? У тебя такой вид, будто на носу пожар, в трюме течь, а на палубе бунт.
– Вы почти угадали, дон Луис, – флегматично ответил доктор, – я хотел поговорить с вами насчет госпожи графини де Сильва.
– Скоро поднимется эта невозможная женщина? – Перейра шагнул вперед и поморщился от досады. – Она не столько больна, сколько пытается меня разозлить. Я не мальчик и не стану ждать этой свадьбы десять лет.
– Боюсь, дон Луис, вам придется забыть о свадьбе с госпожой де Кастильяно, а ей вообще забыть о свадьбе с кем бы то ни было. Равно как и о монастыре.
– В чем дело? – сдавленно рыкнул Перейра. – Что еще вам наболтала эта глупая женщина?
Он шагнул к выходу, почти оттолкнув доктора, и уже взялся за ручку двери, когда в спину ему ударил возглас:
– К ней нельзя!
Перейра резко обернулся.
– Это еще что за новости? Вы будете мне указывать на моем собственном корабле, куда я могу ходить, а куда нет?
– Да, если этого требует здоровье вашей милости, – ответил доктор.
Перейра замер. Медленно обернулся и внимательно посмотрел на своего корабельного врача.
– Вы можете посмотреть сквозь приоткрытую дверь, – проговорил доктор, – только, умоляю вас, не заходите внутрь. Это опасно.
В два шага Перейра пересек короткий коридор и, оказавшись у массивной двери, приоткрыл ее ровно настолько, чтоб сунуть туда нос. Коломба лежала неподвижно. То ли спала, то ли была без сознания.
– Посмотрите на ее лицо, – выдохнул доктор прямо в ухо Перейре. Тот присмотрелся… и ощутил внезапный холод в желудке.
– Что это? – шепотом спросил он.
– Лепра, – непонятно и страшно ответил доктор.
– Дьявол, – выругался Перейра. – Ты можешь сказать по-испански, что с ней?
Доктор решительно отстранил Перейру от двери, осторожно прикрыл ее и произнес с убийственным спокойствием:
– У нее проказа, дон Луис. Госпожу графиню придется снять с корабля в ближайшем порту.
– Какой порт? – холодея уже до кончиков пяток, прошептал Перейра. – Ты что, спятил, Доминго? Это же проказа! – Внезапно свистящий шепот сорвался на крик. – За борт ее! Немедленно за борт эту портовую девку! Где она могла заразиться!
– ДОН ЛУИС! – в ужасе прошептал доктор.
– Я сказал – за борт! – взвизгнул Перейра, не слушая доктора, даже не видя его перед собой.
– Только со мной.
Голос прозвучал совсем рядом и был на удивление невозмутимым. Перейра повернулся на плохо гнущихся ногах. В проходе стоял тот самый одноухий, которого приволокли на каракку скорее мертвого, чем живого.
Сейчас «мертвец» стоял, загораживая выход. Он держался на ногах вполне твердо и смотрел на Перейру холодным цепким взглядом, от которого дону Луису стало не по себе.
– Что значит «с тобой»? – переспросил он.
– За борт «со мной». В крепкой шлюпке, с запасом воды и пищи. И теплым одеялом, – так же холодно уточнил Человек с Отстреленным Ухом.
– Убирайся вон, – огрызнулся Перейра. – Тебя ждет виселица. Кто его выпустил?
– Тише, – Человек с Отстреленным Ухом быстро шагнул к Перейре и взял его за воротник бархатного камзола.
– Я сам себя выпустил. А теперь, друг мой, молчи и слушай. Тебе придется не только стерпеть, что я ставлю условия, но и выполнить их. И я тебе скажу – почему. На твоем корабле кроме меня никто не прикоснется к госпоже. Никто! В здешних водах плавают отчаянные люди, но даже сам Генри Морган не стал бы заигрывать с проказой. Я понятно объяснил? Эй, приятель, у тебя от страха мозги отшибло или только язык?
– Ты не трогал ее, Доминго? – просипел Перейра, даже не пытаясь разомкнуть железную хватку Человека с Отстреленным Ухом.
* * *
Колокол на баке, отбивший четыре склянки, встряхнул ее и отогнал непрошеные воспоминания. Долой их.
Коломбы де Кастильяно больше нет. Есть прима итальянской оперы Франческа Колонна, у которой важное дело в этих страшных водах. И если ей удастся его сделать, она, наконец, исполнит свою давнюю мечту и, возможно, обретет покой там, куда ни один демон прошлого не рискнет последовать за ней. В монастыре святой Терезии.
– Сударыня, все готово. Лодки будут после шести склянок, – худой жилистый матрос наклонил седую голову и указал рукой за борт.
– Благодарю, – тихо ответила Франческа, тронув своей тонкой рукой плечо матроса. Он осторожно коснулся ее губами.
– А где наш второй «верный католик»? – спросила она.
Ухо так же молча указал на дверь капитанской каюты. Франческа кивнула.
– Хорошо. Иди и сделай все так, как я тебя просила.
Она торопливо отошла. Странно, что на корвете никто до сих пор не заметил странной «дружбы» синьорины Франчески и нового матроса. Но эта странность была ей на руку. Как и присутствие Харди. Бог был на ее стороне.
