— Нет.
— Чарли, — квартирмейстер повернул голову в сторону бомбардира, — изложи суть своей жалобы.
Эванс поискал глазами Барни и, не обнаружив его, попросил квартирмейстера вызвать пленного капитана. Когда последний, сопровождаемый оскорбительными замечаниями отдельных разбойников, подошел к грот-мачте, бомбардир громко объявил:
— Джентльмены! Вам известно, что все мы, от капитана до юнги, должны пунктуально соблюдать правила, принятые нами. Одно из этих правил гласит: «Пощада будет дана тому, кто попросит. Никто не смеет посягать на жизнь пленника или дурно обращаться с ним после того, как ему была подарена жизнь. А тот, кто нарушит это правило, будет наказан пятьюдесятью ударами плети или так, как решит команда». Я прав?
— Да-а! Конечно! — раздался хор голосов.
— Вчера вечером, — продолжил бомбардир, — наши люди захватили бригантину. Ее капитану — он стоит здесь, перед вами, — была подарена жизнь. И что же?
— Что-о?! — закричали пираты.
— Этой ночью боцман пытался его убить!
От носа до кормы по судну прокатился сдержанный гул: одни осуждали поступок боцмана, другие, наоборот, сочувствовали ему.
— Бен Хэлси, ты признаешь, что покушался на жизнь пленного капитана? — спросил квартирмейстер.
— Да, — в ответе боцмана слышался вызов.
— Не объяснишь ли ты нам мотивы твоего поступка?
Хэлси провел ладонью по потной шее, потом тяжелым взглядом уставился на капитана Барни.
— Объяснение тут одно, — проворчал он.
— Говори громче! — закричали с юта. — У тебя что, от волнения голос пропал?
— Повторяю: объяснение тут одно. Этот негодяй, — боцман с ненавистью указал пальцем на пленника, — едва не погубил наших людей. Вместо того, чтобы сразу сдаться, он велел стрелять по нашей шлюпке.
Пираты снова зашумели.
— Тихо! — рявкнул квартирмейстер и, выхватив пистолет, выпалил в воздух. — Я сказал — тихо! Кто желает высказаться?
Голоса смолкли.
— Что, нет желающих?
— Есть вопрос! — поднял руку трубач Саймон Блейк.
— Спрашивай.
— Кто пощадил капитана бригантины?
Тейлор сунул пистолет за пояс и взглянул исподлобья на трубача.
— Пощадили его те, кто захватил. В их числе был и я.
— Капитан Брэдли подтвердил это решение, — добавил бомбардир, — и, со своей стороны, гарантировал пленнику неприкосновенность. Таким образом, боцман не только нарушил правило, под которым, кстати, стоит и его подпись; он игнорировал также решения квартирмейстера и капитана, показав своим поступком, что они для него — не авторитет.
Речь Эванса вызвала неоднозначную реакцию участников собрания. Страсти накалились. Нашлись такие, которые высказывались за немедленное бичевание боцмана. Другие резко возражали. В конце концов, решили предоставить слово пленному капитану.
Джон Барни скользнул взглядом по одутловатому, обезображенному лицу боцмана. Больше всего на свете ему хотелось видеть этого разбойника с петлей на шее, но элементарная осторожность требовала, чтобы он свидетельствовал в его пользу.
— Я убежден, — сказал Барни, обращаясь к участникам собрания, — что вина мистера Хэлси не столь уж значительна. Хмель, ударивший ему в голову, стал главной причиной того, что он сделал. Если бы мистер Хэлси не довел себя до такого состояния, когда уже невозможно отличить ствол пистолета от горлышка бутылки, он вел бы себя гораздо сдержаннее.
— Будучи трезвым, он кроток, как ягненок! — пропищал оружейник Сэм — Убей Дьявола, вызвав своей репликой и своим бабьим голосом всеобщий хохот.
Ему вторил боцманмат Нэд — Багровый Нос.
— Однажды, когда у нас вышел весь ром, я видел боцмана трезвым. И знаете, что он делал?
— Что?
— Он скручивал из веревки петлю, чтобы с горя удавиться!
Разбойники и на эту шутку отреагировали дружным смехом.
— Короче, я вижу, что капитан Барни не имеет претензий к Бенджамину Хэлси, — констатировал квартирмейстер. — Желаешь ли ты, Чарлз Эванс, добавить к этому что-либо?
— Нужно предупредить боцмана, что в случае, если он повторно доставит мистеру Барни огорчение, его лишат оружия, закуют в кандалы и будут судить по всей строгости наших законов.
Большинство пиратов согласилось с данным предложением бомбардира. Бену Хэлси указали на недопустимость самосудов, и он клятвенно заверил «высокое собрание», что впредь не будет напиваться до чертиков и совершать дурные поступки. Но красноречивые взгляды, которыми он одарил бомбардира и пленника, свидетельствовали, что проглоченная обида оставила в его душе несмываемый след.
Решив, что инцидент исчерпан, Дик Тейлор позволил истцу и ответчику вернуться на прежние места, после чего двум матросам было велено проводить пленного капитана в большую каюту и сторожить его там до окончания собрания.
— Ему не обязательно слышать то, о чем мы здесь будем говорить, — пояснил квартирмейстер.
Когда Барни увели, Тейлор объявил:
— Кажется, не все еще знают, что минувшим вечером бежавшие заложники — губернатор Моррис и его дочь — снова попали к нам в руки.
Возгласы удивления, которые раздались со стороны пиратов, прибывших на фрегат из Форт-Джорджа, подтвердили, что новость эта для многих действительно оказалась неожиданной.
— По словам губернатора, они воспользовались подземным ходом, который вывел их на берег моря, — продолжал квартирмейстер. — Что это за подземный ход, можно будет узнать позже, а пока, если не возражаете, мы пригласим беглецов сюда, на палубу, и попросим рассказать, какую цель преследовал их побег. Я подозреваю, что губернатор, раскрывший нам тайну секретного письма и опасавшийся наказания за содеянное, хотел исправить положение, предупредив о нашем появлении капитанов и губернаторов Королевской Африканской компании.
— Тащите их сюда! Послушаем, что они скажут! — закричали со всех сторон. — Если губернатор замыслил предательство, болтаться ему на рее!
— Лучше отрубить ему голову и повесить под бушпритом!
— Позвольте высказаться! — поднял руку капитан.
Дождавшись тишины, он сказал:
— Я не против того, чтобы выслушать губернатора Морриса и его дочь. Но скажите мне, джентльмены, какой смысл задавать им вопросы типа «зачем вы убежали?» и «куда вы направлялись?». Мотив их поступка понятен даже дураку. Не лучше ли поставить губернатору условие: или он берется помочь нам в деле захвата корабля с сокровищами, или же… Впрочем, — капитан повел плечами, — я думаю, он давно уже смекнул, что выбора у него нет.
