Был уже полдень, когда экзекуция закончилась. Офицеры спустились в кают-компанию пообедать.
– Ваш матрос, Джервес, достойно перенес две дюжины ударов, – заметил Прингл, пока они усаживались за стол. Он попробовал вино: – Вполне приличный кларет.
Адамc взял к вину печенье:
– Интересно, охотятся ли в Канаде верхом, травя зверя собаками? По завершению нашего круиза было бы приятно вознаградить себя каким-нибудь приличным спортивным развлечением. Я слышал, что там, в Новой Шотландии, хватает конского мяса.
– Ничего, старина, тем обществом вы останетесь довольны. Не так часто нам доводилось бывать при королевском дворе, хотя, как я погляжу, вас больше тянет к охоте.
– Доволен обществом? Я провел всю зиму с моим кузеном в его громадном имении в Уилтшире. Толпа мелкопоместного дворянства из всего графства и откровенная нехватка женщин моего вкуса.
Разговор за столом тек своим чередом, нисколько не касаясь Кидда. По своему обыкновению, он хранил молчание, чувствуя себя не в состоянии вставить какое-нибудь слово. Ренци уже постепенно завладел общим вниманием, развлекая Брайанта рассказом о смешных похождениях в Лондоне недалеких сельских увальней. Прингл бросил Кидду приветливый взгляд, но затем повернулся к Бэмптону и попросил его подробнее рассказать о недавнем происшествии на Барбадосе. В итоге Кидду достался такой скучный собеседник, как корабельный эконом.
Миновал полдень. Кидд знал, что в это время Ренци уединялся с эрудированным капелланом и воодушевленно обсуждал какой-нибудь метафизический вопрос, но Томасу не хватило духу присоединиться к ним. Впереди у него была первая вечерняя полувахта. Он поужинал пораньше и поэтому в одиночестве, причем выбранил Коула за медлительность. Последние дни он находился в угнетенном и мрачном настроении.
Рано выйдя на палубу, он подошел к штурману.
– Доброго здравия, мистер Хэмбли.
– И вам, сэр, также.
– Как вы считаете, нам долго будет сопутствовать северо-восточный ветер?
– Будет, сэр. Хотя, конечно, ветры меняются, – с вежливым, но деловым видом ответил Хэмбли.
– Я слышал, что в это время года здесь можно встретить льды?
Штурман помолчал.
– Сэр, мне надо закончить кое-какие вычисления, – и, отдав честь, он ушел вниз.
В четыре часа Кидд сменил Бэмптона, который, едва сдав ему вахту, тут же исчез. Еще один раз он стал полновластным хозяином на квартердеке и снова остался наедине со своими мыслями.
Через час к нему поднялся Ренци.
– Я подумал, не стоит ли мне прогуляться, перед тем как лечь спать, – сказал он. – Если это только никому не мешает. – Он глубоко вдохнул воздух. – Кидд, мой друг, ты когда-нибудь раздумывал о вечном парадоксе свободы воли? Вашему восточному философу[7] пришлось бы многое уточнять, доведись ему обсуждать твое наделенное властью положение и твое место наверху власти в нашем маленьком мирке…
Настроение у Кидда сразу улучшилось. До настоящего времени им предоставлялось не так уж много возможностей возобновить те их давнишние разговоры, которые так помогали когда-то скоротать вахту.
– Если у тебя нет власти, разве можно позволить ложной свободе править в полном бедламе? – развивая мысль друга и чуть улыбаясь, откликнулся Кидд.
– Именно так. Однако мистер Пик выдвигает очень интересную мысль, в которой он рассматривает сосуществование свободной воли с правилами и уставами. Мне придется вывести этого джентльмена из его заблуждения, вызванного откровенно абсурдными взглядами, – Ренци устремил взгляд в морскую даль.
Кидд замер на месте. Со дна его души поднялась горечь и подступила к сердцу. Ренци остановился и озабоченно спросил:
– Что случилось, друг? Ты не…
– Ничего! – огрызнулся Кидд, но так и остался стоять на месте.
– Может, мне…
– Тебя ждет преподобный Пик, ступай поговори с ним, если это доставляет тебе удовольствие! – огрызнулся Томас.
Ренци мягко ответил:
– Тебя, наверное, что-то мучает. Ты оказал бы мне уважение, мой друг, если бы все рассказал мне.
Трудно было подобрать менее удобное время и место для подобного разговора. Кидд огляделся по сторонам. Они находились в одиночестве. Он бросил взгляд через все шканцы на рулевых возле штурвала, уловил ответный взгляд квартирмейстера и движением подзорной трубы указал на лестницу, ведущую на ют. Вахтенный понимающе кивнул, тогда Кидд вместе с Ренци направился наверх на небольшую палубу, самую удаленную часть палубы на корме. Это место не считалось удобным, над ним нависала передвижная рея бизань-мачты, висевшая чуть ли не над головой, а порой тут было довольно тесно из-за суеты вокруг сигнальных ящиков на гакаборте. Но сейчас они были здесь вдвоем. Кидд уставился на кильватерную волну, оставляемую кораблем; белая клочковатая пена, выбивавшаяся из-под кормы, растворялась вдали. Мысли Тома были сумрачны и смутны. Он не знал, с чего начать.
– Николас! Как мне признаться в этом? Вот я, офицер. Королевский офицер! Как часто и как много я мечтал об этом! И вот, все как-то не так…
Ренци терпеливо ждал, глядя на кильватерную струю. Кидд слабым и неровным голосом продолжал:
– Понимаешь, я не чувствую себя офицером. Я как будто играю некую роль, переодевшись в другое платье, как актер.
Тревога, неудовлетворенность овладели им с новой силой, Кидд говорил, захлебываясь от эмоций:
– Я знаком с наукой кораблевождения, знаю приказы и уставы, но… Николас, посмотри на меня! Когда офицеры беседуют друг с другом, они разговаривают со сквайром, с мелкопоместным дворянином – их отец лорд, родовитая семья. Они беседуют об охоте верхом с гончими собаками, посещают графа из Лондона, обсуждают последние светские сплетни… – тут его голос стал более хриплым. – А мне только стоит открыть рот, как все видят во мне неотесанную деревенщину.
Ренци пробормотал что-то ободряющее. Однако его утешение, как ни странно, оказало на Кидда противоположное воздействие; чувство неудовлетворенности овладело им с новой силой.
– Для тебя все легко и просто. Ты родился в дворянской семье и всю жизнь провел в этом обществе, – с горечью произнес он. – Вот почему ты можешь спокойно рассуждать о лошадях, поместьях и политике наравне с такими же, как и ты. А думал ли ты о том, каково мне все это? Я сижу там, словно кот на сковородке, слушаю всю эту тарабарщину и чувствую себя совершенно чужим…
Подошедший плотник прервал их разговор, Кидд рассеянно выслушал его доклад. Двадцать два дюйма воды в трюме: если он оставит все как есть, тогда ночной вахте придется немало повозиться, собирая и опуская большой насос на цепи, и, конечно, все будет сопровождаться ужасным лязгом и скрежетом, что не даст выспаться подвахтенным внизу. Ему надо что-то предпринять до того, как он сдаст вахту.
